Несколько лет тому назад в Северо-Осетинском научно-исследовательском институте побывал известный английский востоковед, доктор Гарольд Вальтер Бэйли. Профессор Г. В. Бэйли останавливался в Орджоникидзе, возвращаясь из Грузии на родину. В Тбилиси он принимал участие в юбилейных торжествах в честь великого Шота Руставели. Приглашение в СССР и пребывание Бэйли на Кавказе были важными событиями в жизни ученого. Его восхищало у нас все: и размах юбилейных торжеств, и кавказское гостеприимство, и Военно-Грузинская дорога, и особенно успехи в культурной и научной жизни кавказских народов. В нашем институте Г. В. Бэйли поделился с сотрудниками своими впечатлениями от поездки и рассказал о своих работах по востоковедению.

Как востоковед, Г. В. Бэйли пользуется славой ученого с мировым именем. Об этом свидетельствует такой факт. Когда на 25 Международном конгрессе востоковедов в Москве (1960 г.) был произведен опрос ученых-иранистов о степени популярности известных современных востоковедов, то первое место занял английский ученый, К сожалению, его тогда не было на конгрессе, но участники этого импровизированного опроса составили небольшое поздравительное письмо на его имя, под которым -расписались все иранисты — участники конгресса, в том числе покойный профессор Б. А. Алборов и пишущий эти строки.

Прежде чем рассказать об осетиноведческих интересах Г. В. Бейли, мы дадим здесь его краткий curriculum vitae. Родился Г. В. Бейли в 1899 г. в местечке Дивизез в графстве Уилтшир (Великобритания). В 1910 г. переехал в Австралию, где он стал сначала бакалавром, затем магистром искусств Университета Западной Австралии.

В 1927—1933 гг. он учился в Оксфордском университете в Англии, где получил степень доктора философии. Приблизительно в это же время (1926—1936 гг.) Бэйли был преподавателем иранистики в Школе востоковедения Лондонского университета. В течение свыше тридцати лет (1936—1976 гг.) — профессор санскритского языка Кембриджского университета. В 1967 г. он стал заслуженным профессором (профессор-эмеритус). В 1944 г. Г. В. Бэйли избирается членом Британской академии, в 1946 г.— членом Датской академии, в 1947 г.— членом Норвежской академии, в 1948 г.—членом Шведской академии («Виттерхете Истори ох Антиквитетс»). В послевоенные годы Бэйли был членом правления британской Школы востоковедения и африканистики (1946—1969 гг.), президентом Филологического Общества (1948—1952 гг.), президентом Королевского Азиатского Общества (1964—1967 гг.) и почетным членом многих иностранных академий, университетов и научных институтов и обществ — невозможно всех перечислить. Профессор Г. В. Бэйли опубликовал до двухсот работ по востоковедению в разных европейских, азиатских и американских периодических изданиях. В этих работах широко используется материал почти всех индоиранских, древних и новых, письменных и бесписьменных индоевропейских, тюркских, монгольских, кавказских и других языков. Основная часть работ публиковалась в «Бюллетене Школы восточных и африканских разысканий» (bsos) и в «Бюллетене Школы восточных исследований» bsos при Лондонском университете.

Главное направление научно-исследовательских интересов Г. В. Бэйли—это, пожалуй, этимология языков и культура индоевропейских народов. Важным источником его этимологических штудий бесспорно является индоиранский языковой материал. Г. В. Бэйли — крупный этимолог в лучшем смысле этого слова. Следуя установившейся лингвистической традиции, английский ученый широко использует весь научный аппарат сравнительно — исторического языкознания. Там, где это необходимо, языковой материал изучается в комплексе этнографии, истории, литературы, религии и культуры народов. Наибольшее внимание уделяется ранней истории языков и культур индоевропейских народов. Объектом исследования являются материалы мертвых и живых языков, свидетельства памятников письменности, реликтовые пережитки бесписьменных языков и диалектов. Исследуемый материал тщательно сверяется по самым авторитетным этимологическим словарям: Хр. Бартоломэ, Древнеиранский словарь, (1904), Ю. Покорного, Индогерманский этимологический словарь, (1959—1969 гг.), М. Майрхофера, Краткий этимологический словарь древнеиндийского языка, (1953 г.) и др. Г. В. Бэйли внимательно следит за всей выходящей этимологической литературой и использует и обобщает наблюдения наиболее выдающихся представителей индоевропейского сравнительно-исторического языкознания, среди которых, в частности, труды таких лингвистов-компаративистов, как Э. Бенвенист, Е. Курилович, Ж. Дюмезиль, В. Хеннинг, X. Ниберг, Л. Пальмер, Г. Моргеншерн, И. Гершевич, В. Минорский, В. И. Абаев и др.

В большом списке работ Г. В. Бэйли осетинский материал занимает почетное место в связи с его важностью для этимологического изучения индоевропейских языков. Материалы об осетинском языке берутся из трудов В. Ф. Миллера, А. А. Фреймана и особенно из работ В. И. Абаева. Осетинским языком Г. В. Бэйли стал заниматься давно. Так, еще в 1934 г. он сопоставил осетинское фезонӕг — физонӕг со староанглийским афиген. Это сравнение оказалось неудачным, и Бэйли потом отказался от своей этимологии. Ссылаясь на материал хотанского языка, Бэйли пришел к выводу, что корень осетинского фěз- (-физ-) является эпитетом, подобно корню шиш- в турецком слове «шашлык».

В. И. Абаев также подчеркивает этимологическую связь осетинского физонӕг с англосаксонским афиген «жаркое». Сомнение возникает из-за отсутствия других иранских параллелей (ИЭС, 1, 478).

Более систематически осетинский материал привлекается в работах Г. В. Бейли, опубликованных в послевоенные годы.. Осетинский материал ему, в частности, нужен для восстановления языков скифов, сарматов и саков. Этой цели он посвящает свои комментарии языка сохранившегося до настоящего времени стихотворения в честь сакского царя Виджайя Санграма. Для сравнительного анализа текста стихотворения Бейли привлекает некоторые слова древних и новоиранских языков, в том числе осетинского. Из осетинского языка берутся слова: иразын, который восходит *araz- и связан с сак. rrāys (ср. ИЭС, 1, 58); бӕлас — предположительно восходит к др.-инд. palása- (ИЭС, I, 247); хынцын — этимология не установлена.

При этимологическом разборе иранских daha- и агуа- Г. В. Бэйли в первом находит корень дар- от осетинского дарын «держать» (-держава-держатель). Корень дар- находит соответствие во всех иранских языках (ср. ИЭС, 1, 346—347). Следовательно, слово ӕрдар-ӕлдар имеет бесспорно иранское происхождение. Что касается корня агуа-, то, по Бэйли, он отражает перс, era-, парф. īra- и хотанск. hira-. Согласно В. И. Абаеву (ИЭС, 1, 545—546), осетинское ir не связано с агуа-, хотя и утверждается, что в топониме (гидрониме) Ир-ӕф, названии реки в Дигории, можно увидеть два элемента: осетинский — up и древнеираиский ӕф-ар «вода», «река», следовательно, Ирӕф переводится как «осетинская река» (ИЭС, 1, 547).

Для интерпретации некоторых неясных форм мертвого хотанского языка Г. В. Бэйли привлекает осетинские слова. Так, слово уидаг (-уедагӕ) «корень» сопоставляется с хот. -Viya- <*vaita; осет. фӕндаг «дорога» —с хорезм. pindak; осет. калак «крепость» — пехлев. kalaka; осет. уырнын (-урнын) «верит» — с хот. haura; осет. бӕгӕны «пиво» — с хот. bviysna и т. д. («Ambages Indo-iranica»). Очень обильно представлен осетинский материал в сравнительно-историческом плане в серии статей под общим названием «Ариа». Осетинские слова одного лексического гнезда хъапп и апп «ядро» связываются с сак. agva — «нутро»; осет. ар-, ард-, прош. вр. ардта в широком смысле — «получать», «зачать», «рождать» (детей) находит многочисленные соответствия в иранских языках и диалектах (ср. ИЭС, 1, 74); осет. къуымӕл «кислое питье» связывается с осет. хуымӕллӕг «хмель»; осет. зарын «петь», уӕхск «плечо», афтауын (ӕфтыд) «класть», «перекладывать», тонын «срывать, тыллӕг «зерно», «урожай» и т. д. имеют также свои параллели в древних и новых иранских языках.

Г. В. Бэйли изучает осетинское прилагательное тъӕпӕн «плоский», «ровный» в связи с древним *tapana-; осетинское прилагательное фӕтӕн «широкий» рассматривается в связи с древним *patana-; осетинское существительное тъанг «кишка», встречающееся в составе глагола атъанг уын «растянуться» и мтъанг кӕнын «растянуть», сопоставляется с древним *tan-; с последним связывается также осетинское тӕн (-тӕнӕ) «струна», «тетива»; осетинское существительное хъӕпӕн «груда», «сугроб» (ср. миты хъӕпӕн «снежный сугроб») связывается с древним gaf- и т. д.

В статье, помещенной в сборнике в честь В. Б. Хеннинга, Г. В. Бэйли изучает этимологические связи осетинских слов бӕлвырд, тел, уарӕн фӕз и некоторых других. Путем многочисленных этимологических сопоставлений автор приходит к заключению, что бӕлвырд «точный», «ясный», «истинный» находит свое соответствие в санскрите, древне-персидском, авестийском и в новоиранских языках. Самой древней основой этого прилагательного был корень *vara-vurta — «категорически утверждать», «заявлять», «представлять себе». Эта основа образована путем редупликации. Осетинское слово тел «проволока» является общим с армянским тъел и тюркским тел (тӕл) :в том же значении. Слово это встречается также во многих коренных языках Кавказа, так же как слово бел «лопата». Из иранских языков с осетинским тел определенно сопоставляется хотанское ттила — в том же значении. Словосочетание уарӕн фӕз «место дележа» берется Г. В. Бэйли из языка нартских эпических сказаний и его значение определяется на основании большого иллюстративного материала. Второй элемент словосочетания уарӕн фӕз «место дележа», а именно фӕз неоспоримо возводится к авест. pazah- хот. paysa- и согд. p’z*paza-. Без особого труда объясняется также первый элемент словосочетания на материале иранских языков.

В статье «Арийские заметки», помещенной в римском издании «Штудиа классика и ориеиталиа», речь идет об этимологии осетинских слов ӕфцӕг «перевал», бӕрзӕй «шея», ӕцӕг «правда», «истина», уалдзаг «весна» и т. д. Все эти слова, согласно Бэйли, находят безупречные толкования в индоиранских языках. Слово ӕфцӕг «перевал», например, восходит к древнему индоиранскому apcaka- и находит соответствия в других индоевропейских языках. Из осетинского это слово проникло и в неиндоевропейский карачаево-балкарский язык в виде ипчик. Значение этого слова обширно: помимо «горного перевала» оно осмысляется также: «перешеек», «пик», «выступающая часть какого-либо предмета, тела» и т. д.

Все свои языковые иллюстрации Г. В. Бэйли обычно дает в двух осетинских диалектных вариантах, Причем предпочтение отдается формам дигорского диалекта как более архаичного. Вот некоторые примеры, приводимые автором в разных своих работах: мел — мил в смысле «сумерки», ср. изӕр — милтӕ, сугъзаринӕ — сызгъӕрин «золото», ходӕ — худ «шапка», кизгӕ — чызг «девушка», устур хӕдзарӕ — стыр хӕдзар «большой дом», сигит — сыджыт «земля», «почва», муд — мыд «мед» и т. д.

В одной из последних по времени работ — «Сакские очерки», помещенной в британском журнале «Иран», Г. В. Бэйли связывает свои этимологические разыскания в области осетинской исторической лексикологии с проблемой происхождения и миграции скифо-сармато-аланских племен. Эти миграционные процессы происходили в начале нашей эры (4—5 вв.), когда сарматы и аланы проникли во Францию и Испанию. Немного ранее этого времени римский император Марк Аврелий одерживает победу (в 173 г. п. э.) над сарматами и, как победитель, присваивает себе титул «Сарматский». Восемь тысяч сарматов-иранцев было зачислено в римскую армию, из которых 5 500 человек было отправлено в Британию. До сих пор сохранилась надпись о пребывании сарматов в Северной Британии, а именно — в кембриджском колледже Святого Джонса. Сведения о пребывании сарматов на британских островах скудные, но исторически достоверные.

Следы пребывания сармат и алан на территории Франции сохраняются до настоящего времени. Так, дорога через французский город Реймс была в свое время названа via Sarmatarum — «дорога сарматов». Имеются свидетельства о пребывании алан на территории Пиренейского полуострова и Северной Африки. Г. В. Бэйли останавливается также на истории передвижения алан на Северный Кавказ, подробно говорит о связях алан с греками, грузинами и другими народами Средневековья, подчеркивает их культурно-исторические и династические связи со многими народами. О влиянии аланского элемента, продолжает Бэйли, говорит тот факт, что Каспийскому морю было дано аланское название Bahr al-lan, а мигрельцы своих наиболее храбрых юношей называли alani k’oc’i «аланский мужчина».

Г. В. Бэйли говорит также о миграции аланских племен на восток и об их проникновении в Китай. Об этом свидетельствуют ономастические и исторические материалы, оставленные аланами на пути их продвижения и на месте их пребывания.

---

Источник: