Социально-экономические, политические и идеологические предпосылки движения горцев Дагестана и Чечни. Вхождение Северного Кавказа и состав России создало благоприятные условия для социально-экономического и культурного развития народов края. Народам Северного Кавказа более не угрожало нашествие иноземных захватчиков. Стали замирать феодальные междоусобицы и феодальные набеги, крайне тяжело отражавшиеся на положении горского крестьянства, постепенно сокращалась работорговля. Ускоренно стали развиваться экономика и культура. Но все это не решило и не могло решить сложных вопросов классовой борьбы. Более того, классовые противоречия в силу ряда объективных и субъективных причин стали даже обостряться. Отстранив неугодных владетелей от управления и ограничив политическую власть шамхалов, ханов, царские власти оставили по существу неприкосновенными почти все существовавшие до этого порядки во внутреннем управлении феодальных владений. Мало того, создавая себе социальную опору, царское правительство поддерживало эксплуататорские интересы местных феодалов, охраняло их привилегии, оказывало им всяческую помощь и поддержку, способствуя тем самым еще большему укреплению феодальных отношений. Кроме единовременных пособий, ценных подарков, почти всей феодальной верхушке были определены «пожизненные пенсии», ежегодное жалованье. Ханам и бекам присваивались высокие офицерские и генеральские звания, они награждались орденами и медалями. Шамхалу Тарковскому было присвоено звание генерала и установлено годовое жалованье в б тыс. руб. Дербентскому хану было положено ежегодно тыс. руб. Уцмию Кайтага было присвоено звание генерал-майора с жатые, руб. в год. Владетель Табасарана получил чин полковника с ежегодным жалованьем в 1500 руб. Казикумухскому и Кюринскому ханам было присвоено звание генерал-майоров с жалованьем в 2 тыс. руб.25

Широко практиковалась раздача земель и пожалование феодалам деревень в управление. Делалось все, чтобы местные феодалы не только сохраняли, но и значительно укрепляли свою власть над крестьянством «За себя и детей своих можешь быть спокойным,— писал генерал А. П. Ермолов Мехти, шамхалу Тарковскому.- Теперь власть шамхала более будет уважаема, и соседи уразумеют, что значит могущественное покровительство великого государя» 26. Проводимой царским правительством покровительственной политикой феодальные верхи воспользовались весьма широко. При политической поддержке самодержавия феодалы усилили наступление на крестьян. По своему усмотрению они стали увеличивать размеры податей и повинностей, «расширили свое собственное хозяйство и через это уменьшали... пространство земель, находившихся до этого в пользовании поселян» 27.

В нагорной части Дагестана, где социальные отношения были менее развиты, феодальная знать стала решительнее наступать на права крестьян-общинников. Факт усиления феодальной эксплуатации в связи с утверждением царизма на Северном Кавказе признавал впоследствии наместник Кавказа, вел. кн. Михаил Павлович. Ханы, обласканные кавказским начальством, писал он, поняли «значение полученных ими актов для ослабления права народа на землю и расширения личного своего права» 28. Уверенные в помощи и поддержке правительства, феодальные владетели стали еще более деспотично обращаться с подвластным населением. Поддерживаемый кавказским командованием, шамхал Тарковский притеснял «своих подвластных, не отдавая никому в том отчета» 29. Не менее жестоко обращались с подвластным населением и другие владетели. Не считаясь ни с чем, они решали дела «как бог на душу положит», выносили самые жестокие приговоры и тут же приводили их в исполнение. Нередки были случаи, когда по одной лишь прихоти хана без суда и следствия людей ссылали во внутренние губернии страны. Усиливающийся феодальный гнет вызвал недовольство народных масс ханами, беками и их покровителями — царскими властями. «После покорности дагестанских племен,— писал А. Руновский,— мы не изменили существенно господствовавшую там вредную систему управления. Установленные там порядки не только не прекратили тиранию владетелей, но и предоставили им власть управлять народами на прежних основаниях, еще укрепили эту власть... Таким образом, горцы, вначале смотревшие на русских как на своих избавителей, увидели себя горько обманутыми» 30. Кроме того, царские власти наложили и на жителей ряда владений и союзов сельских общин Северо-Восточного Кавказа обременительные налоги, что также вызывало недовольство горского крестьянства царской администрацией. Широкие народные массы были возмущены и тем. что при взимании налогов местные власти часто, как это признавала сама кавказская администрация, производили сбор «двойных податей» 31. Сверх того, трудящихся горцев принуждали работать на строительстве и расчистке дорог. Они, особенно жители равнинного Дагестана, обязаны были выставлять по требованию коменданта лошадей и подводы для перевозки различных грузов, нести почтовую службу.

Положение жителей осложняло и то, что кавказское командование без особых причин, чаще всего за вину отдельных лиц, применяло блокаду целых районов, запрещало свободный проезд по равнинной части Дагестана, Закавказью и по Северному Кавказу по торговым и другим экономическим, хозяйственным делам. В случае нарушения этого местным властям разрешалось арестовывать прибывших горцев и отбирать привезенные ими товары. Чаще всего оказывались конфискованными изделия домашних промыслов, наплечные бурки, паласы, холодное оружие Армянским и еврейским купцам «под опасением строжайшей ответственности» запрещалось отвозить товары для продажи в горы Дагестана - Эти меры воздействия крайне отрицательно сказывались на хозяйстве жителей горного края. Оценивая значение для жителей нагорного Дагестана, и в частности для Аварии, торговли с соседями, генерал И Ф Паскевич в 1828 г. писал: «Аварцы, будучи народом бедным, терпящим нужду в самых первых потребностях жизни, и будучи окружены, подобно им бедными соседями, не могут доставлять необходимейших для себя вещей иначе», как обменивая «некоторые собственные произведения» с жителями равнин, «без такого обмена и без торговли,- заключал он,- аварцы существовать не могут» 33. Тем не менее запреты и притеснения продолжались. После 1829 г. Николай I предписал Паскевичу взять твердый курс на подчинение горских народов российской администрации, требовать повиновения и подавлять всякое сопротивление.

Положение трудящихся масс усугубляли произвол, злоупотребление и взяточничество офицеров и чинов кавказской администрации, их невнимание к обычаям, нравам и традициям горцев 34. Поскольку рост феодальной эксплуатации и гнета самодержавия происходил одновременно и в тесной связи с укреплением царской администрации, то антифеодальный протест нередко сливался с антиколонизаторской борьбой. Более того, недовольство гнетом местных феодалов иногда отходило на второй план, уступая первое место национальному движению против политики царизма, тем более что царские власти любое неповиновение горцев феодалам, как и антифеодальные выступления крестьянских масс, тоже расценивали как «бунт» или «измену» 35. II тогда начальники, считая, что «для них настала пора военных реляций, громких подвигов и щедрых наград и других выгод», вели войска в горы и, применяя принцип круговой поруки, жестоко расправлялись с целыми обществами 36. Нередко эти походы возглавлял и сам главнокомандующий на Кавказе генерал А. П. Ермолов (см. гл. I). Положение стало еще хуже, когда в 1826 г. главнокомандующим, а затем и наместником на Кавказе стал царский любимец генерал-адъютант И. Ф. Паскевич, который стоял за еще более широкие карательные меры.

В письмах к Паскевичу царь намечал задачу быстрейшим образом осуществить полное «покорение, или истребление непокорных». Но отважное сопротивление горских народов и трудности боевых действий в горах предвещали затяжную войну и требовали присылки новых подкреплений, Паскевич, видимо, понимал нереальность «высочайших» требований, ибо репрессии побуждали горцев к новым выступлениям против царских властей 37. Он писал Николаю I, что «жестокости, в частности, умножали ненависть», а «недостаток твердости и решительности в общем плане обнаруживали слабость и недостаток силы» 38.

Попытки царского правительства сразу подчинить горцев своей военно-административной власти провалились. Военное командование прибегало к карательным экспедициям и старалось навязать горцам свои требования. Примером разных условий, «предписываемых покоряющимся горцам», может служить документ от ноября 1836 г. Его пункты включали выдачу аманатов от всех аулов и передачу листов с присягами на верность российскому начальству, обязательство подчиняться российскому приставу, поставлять по его требованию транспортные средства для перевозки грузов и деловых бумаг, давать люден для дорожных работ и всадников для конвоя, избирать кадиев, которые обязаны исполнять распоряжения пристава, выбирать старшину в каждом ауле для утверждения его российскими властями, не укрывать абреков и мюридов, сдать по одному хорошему ружью от каждых 10 саклей и по 2 барана от сакли, а также выдать русских пленных и беглых. Для горцев эти пункты, особенно о сдаче оружия, были неприемлемы.



В первой четверти XIX в. выступления против царизма возглавила часть феодальных владетелей Северо-Восточного Кавказа, из-за чего часть их была отстранена от власти. Но они не сложили оружия, продолжали подымать трудящихся горцев на борьбу с Россией. Недовольны были л другие феодалы: хотя и обласканные кавказской администрацией, они не могли свыкнуться с ограниченном своей политической власти и произвола, хотели вновь стать неограниченными властителями своих владений.

О прошедших временах мечтали особенно те феодалы, которые были организаторами и предводителями феодальных набегов, наживаясь на работорговле. Часть феодалов была озлоблена резким и повелительным обращением с ними кавказской администрации. Недовольно было создавшимся положением и успевшее к этому времени стать как бы над народом разбогатевшее узденство феодальных владений и особенно союзов сельских общин. Но кавказская администрация, как известно, не уравняла «богатеев» узденей с местными феодалами и не распространила на представителей господствующей верхушки союзов сельских общин привилегии, сохраненные ханами и беками. Поэтому-то разбогатевшие уздени таили ненависть и против самодержавия, и против местных феодалов, пользовавшихся благосклонностью правительства.

Оппозиционно было настроено и местное мусульманское духовенство, за исключением духовных лиц, перешедших на службу к царизму. Как известно, мусульманское духовенство на Северо-Восточном Кавказе, и особенно в Дагестане, было многочисленно. В каждом ауле имелись мулла, кади, будун и другие духовные лица. В целом духовенство составляло 2—2,5% населения.

Значение мусульманского духовенства определялось не только его многочисленностью, но главным образом позициями, которые оно занимало в горских обществах. Оно сосредоточило в своих руках духовную, а в ряде мест и светскую власть, как, например, в Табасаране, Акуша-Дарго и других союзах сельских обществ Дагестана и Чечни. В союзах сельских обществ нагорного Дагестана представители местного мусульманского духовенства выполняли роль правителей вместе с «богатея ми» - узденями.

Большая часть мусульманского духовенства была против включения Северного Кавказа в состав России и ориентировалась на мусульманский Восток. Сам факт перехода мусульман под покровительство страны, где государственной религией было христианство (православие), расценивался духовенством как посягательство на его авторитет и влияние. Со временем враждебность духовенства еще более усиливалась, особенно после объявления генерала А. П. Ермолова в 1819 г. о том, что впредь главный акушинский кадий будет назначаться главнокомандующим на Кавказе.

В 1824 г. Ермолов послал главному кадию Кубы предписание, представляющее краткое руководство по управлению местным мусульманским духовенством.

Мусульманское духовенство, как писал генерал Иаскевич в 1830 г., «утратило выгоды первенствовать в народных делах и решать несогласия между частными лицами посредством произвольных истолкований Корана, ибо власть судная в землях, состоявших под влиянием России, ныне находится на попечении местного нашего начальства, а частью еще в заведении самих владетелей и старших обществ, покровительствуемых правительством нашим» 39. Само собой понятно, что духовенство не только не хотело уступать свои позиции, но и стремилось вернуть утраченные выгоды, вновь упрочить свое положение, а если удастся, и захватить политическую власть, призывая к восстановлению и укреплению норм «шариата» *.

Итак, политикой царизма были недовольны и широкие слои народных масс, горское крестьянство, ремесленники, часть феодалов, разбогатевшая узденская верхушка и большинство мусульманского духовенства. Однако причины недовольства и цели разных социальных слоев горского населения были различны. В то время как широкие народные массы желали освобождения от феодального деспотизма и гнета самодержавия, феодально-клерикальные верхи стремились, используя недовольство народных масс, встать у кормила власти. Феодалы хотели вернуть утраченные позиции, а верхи духовенства, оттесняя феодалов, как «плохих мусульман», стремились установить свое не только духовное, но и политическое преобладание.

Но, как и прежде, недовольство действиями царской администрации и приверженность исламу не означали желания допустить восстановления на Северном Кавказе власти Османской империи пли шахского Ирана, хотя эти державы, а также заинтересованные в ослаблении Росши на Кавказе и Ближнем Востоке западноевропейские государства, и прежде всего Англия, стремились в своих интересах использовать борьбу горцев, подстрекали и поощряли движение горского населения Дагестана и Чечни против царской России.

Вскоре обстановка на Северо-Восточном Кавказе стала такой накаленной, что «для повсеместного выступления,- по словам русского офицера Мочульского, - недоставало только связи между различными обществами» 40. В условиях острых классовых и национальных противоречий на рубеже 30-х годов XIX в. широко распространилось движение горцев Дагестана и Чечни под флагом мюридизма. По словам русского военного историка Романовского, мюридизм стал «искрою, брошенною в порох».

Идеология мюридизма не была новым явлением и своими истоками восходила к средневековью, но в 30-50-х годах XIX в. в условиях Северного Кавказа она стала знаменем борьбы с царской администрацией.

Это глубоко понимал великий русский революционный демократ Н. А. Добролюбов, подчеркнувший, что речь идет вовсе не о религиозной войне. «Обыкновенно,— писал он,— приписывают этому явлению (мюридизму - авт.) те волнения, которые начались в покорном Дагестане. Но едва ли это справедливо ... Скорее самые его успехи следует объяснить враждебностью горцев» 42 самодержавному режиму. И действительно, существовавшая на Кавказе исстари и мирно уживавшаяся с существующим порядком секта мюридов-мистиков вряд ли могла воспламенить массы горского крестьянства и приобрести политическое значение, если бы не сложились социально-экономические, политические и идеологические причины, толкавшие горцев на борьбу. Как пишет известный кавказовед А. В. Фадеев, идеи мюридизма стали широко распространяться и принимать политическое звучание лишь с того времени, «когда произошло соединение этих идей с массовым движением горцев Северо-Восточного Кавказа. Это движение, основу которого составляло горское крестьянство с его антиколониальным и антифеодальным устремлениями, нарастало давно и независимо от деятельности мюридистских проповедников» 43.

Используя сложившуюся обстановку, «благочестивые тарикатисты» выставили требования: «равенство между мусульманами», «мусульманин никому не должен платить подати», «освобождение магометан из-под власти неверных» и «газават» («священная война») против неверных. Таким образом, глубоко реакционная и фанатичная по своей сути идеология мюридизма смогла на время включить в себя антиколонизаторские и даже антифеодальные призывы. Этим путем клерикалы хотели направить борьбу горцев в нужное им русло, встать у кормила власти, навязать народу свое господство. Однако горское крестьянство воспринимало эти призывы как зов к борьбе за освобождение от всякого насилия и гнета, в том числе от гнета местных феодалов.

Говоря о том, что секта мюридов в связи с обострением классовых и национальных противоречий стала принимать ярко выраженную политическую окраску, необходимо особо подчеркнуть, что часть тарикатистов (послушников секты мюридов) и такой идеолог кавказского мюридизма, как мюршид Джемалэддин Казикумухский, вначале были против активных выступлений и вооруженной борьбы.

Со временем мюриды включились в движение, но не принимали непосредственного участия в вооруженных столкновениях, предпочитая, чтобы за них воевали другие, и делали все, чтобы их не затронули тяготы борьбы.

В движении горцев Дагестана и Чечни первой половины XIX в. принимали участие и так называемые наибские мюриды. В отличие от тарикатистов они не входили в секту мюридов, не считали необходимым участие в «газавате». Достоинствами наибских мюридов считались физическая сила, умение владеть оружием и беспредельная верность наибу, готовность выполнить любое его поручение даже ценою жизни. Однако наибских мюридов было немного. Обычно каждый наиб мог иметь от 5 до 12 мюридов. Следовательно, если не называть всех горцев-крестьян, включившихся в борьбу, мюридами (как иногда поступают некоторые авторы), мюриды, собственно принимавшие участие в движении, составляли незначительное меньшинство. Мюридизм, являясь своеобразной разновидностью ислама, направлял недовольство трудящихся горцев по ложному пути затемнял классовое самосознание горцев, притуплял классовую борьбу: возбуждал ненависть к другим, особенно ко всем христианским, народам вообще, изолировал трудящихся горцев от освободительной борьбы русского и других народов Кавказа и всей России.

Пропитанный воинствующим фанатизмом, кавказский мюридизм являлся реакционной идеологией. Неправильно думать, что идеи мюридизма могли сыграть положительную роль. Нельзя также отождествлять с мюридизмом антифеодальную, антиколонизаторскую борьбу горского крестьянства и тем более считать мюридизм чуть ли не главной причиной, вызвавшей движение горцев Дагестана и Чечни, хотя эта борьба и проходила под знаменем мюридизма. Здесь уместно вспомнить высказывание В. И. Ленина о том, что «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам на известной стадии их развития» 44. Отсюда неправильность мнения о том, что движение горцев Северного Кавказа против политики царизма было чем-то вроде религиозной революции под знаменем мюридизма и шариата.

Движение горцев Дагестана и Чечни 20—50-х годов XIX в. не было однородным по своему классовому составу. В долголетней борьбе горцев Дагестана и Чечни отчетливо видны различные социальные потоки, в нем принимали участие трудящиеся горцы, духовенство, феодализирующаяся верхушка и некоторые феодалы, но основной силой борьбы было горское крестьянство с его антифеодальными устремлениями. Примкнувшие к движению феодалы и феодализирующаяся верхушка взялись за оружие по мотивам, далеким от стремлений народных масс. Феодалы и клерикалы, каждый по-своему, старались в корыстных целях использовать борьбу народных масс для достижения своих заветных целей и стремлений. Все это накладывало свой отпечаток на события и крайне осложняло борьбу горского крестьянства, предопределяло сложность и противоречивость движения горцев Дагестана и Чечни. «...Марксист,— указывает В. И. Ленин,— вполне признает историческую законность национальных движений. Но, чтобы это признание не превратилось в апологию национализма, надо, чтобы оно ограничивалось строжайше только тем, что есть прогрессивного в этих движениях... Прогрессивно пробуждение масс от феодальной спячки, их борьба против всякого национального гнета, за суверенность народа, за суверенность нации» 45.

Первый этап движения, его особенности и социальная база (1829-1839). Начальный этап движения горцев Дагестана и Чечни охватывает период с самого начала вооруженной борьбы на Северо-Восточном Кавказе до 1839 г. Характерной чертой этого периода является то, что именно в это время произошло объединение разрозненных стихийных выступлений горского крестьянства в одно антифеодальное, антиколонизаторское движение, облаченное в религиозную оболочку мюрпдизма Исключая отдельные неудачи, движение в то время шло в целом по восходящей линии. Социальной базой этой борьбы начального периода, несмотря на то, что руководителями движения оказались представители духовенства, были крестьянские массы с их извечным стремлением освободиться от сякого гнета. Основные события в этот период развернулись в нагорной части Дагестана - в Аварии, где борьба приняла ярко выраженный антифеодальный характер, в то время как в Закаталах, Чечне на первое место выдвинулась антиколониальная борьба против царских властей. В Кабарде, Осетии выступления трудящихся масс были более открыто направлены против местных феодалов, чем в Дагестане и Чечне. Но и здесь в силу феодальной раздробленности и этнической пестроты выступления крестьян были разобщены.

Первые выступления под знаменем мюридизма обнаружились еще в 20-х годах в Южном Дагестане. В начале 30-х годов XIX в. провозглашенный там мюршидом ** мулла Магомед Яраглинский стал призывать к борьбе. Однако ему не удалось поднять народные массы; более того, боясь быть арестованным кюринским Аслан-ханом и выданным царским властям, он вынужден был бежать в нагорный Дагестан, где и оставался до конца жизни. После его смерти мюршпдом был признан Джемалэддин Казикумухский. Однако руководителем вооруженной борьбы стал уроженец аварского селения Гимри Койсубулинского союза сельских общин уздень Магомед.

Провозглашенный имамом *** с титулом «гази» (борец за веру) Гази-Магомед начал свою деятельность с настойчивых призывов к населению отказаться от адатов и повседневно утверждать нормы шариата. Первых успехов он достиг в Салатавском, Койсубулинском и Гумбетовском союзах сельских общин. В конце 1829 г., набрав в этих обществах до 6 тысяч приверженцев, он во главе их выступил против селения Араканы, «где, арестовав кадиев и князей», отказавшихся ему подчиниться, сумел склонить на свою сторону жителей Араканы и «многие деревни Мехтулинского и шамхальского владения» 46. После этого Гази-Магомед решил выступить против аварских владетелей. Он рассчитывал на то, что борьба с аварскими ханами и их окружением будет поддержана широкими народными массами, ненавидевшими «своих» феодалов и тяготившимися их управлением, а сам он приобретет популярность борца за народные интересы и социальную справедливость, привлечет к движению новые силы горцев. Тогда в случае победы, уничтожения ханов, ликвидации их власти ему уже более никто не будет мешать стать единовластным хозяином в Аварии.

Весной 1830 г. во главе 8-тысячного отряда Гази-Магомед напал на резиденцию ханов Аварии в селении Хунзах, но потерпел неудачу. В том же 1830 г. шейх Шабан и Гамзат-бек во главе повстанцев из селений Джар, Закаталы, Катех, Мацех и некоторых других населенных пунктов напали на крестьянское селение Новые Закаталы, но успеха не имели. Во время начавшихся переговоров Гамзат-бек был арестован, а отряды повстанцев рассеяны.

В 1831 г. Гази-Магомед, собрав значительные силы, устремился в равнинный Дагестан. Отряд царских войск под командованием генерала Бековнча-Черкасского напал на лагерь Гази-Магомеда в урочище Чумис-кент (близ Темпр-Хан-Шуры), но был разбит. Развивая успех, поддерживаемый народом, Гази-Магомед занял селения Большое Казанище, Параул, где сжег дом владетеля Тарковского, взял с боем Тарки, а 25 мая 1831 г. осадил крепость Бурную, но взять не смог. Более того, под натиском прибывшего на помощь осажденным отряда под командованием генерала Каханова, он отступил от крепости. Но вскоре Гази-Магомед, встречая поддержку населения, двинулся в Северный Дагестан. Генерал Эммануэль 6 июля 1831 г. доносил: «Салатавцы, койсубулинцы, гумбетовцы и другие уже предались ему. Кумыки могут последовать их примеру. Все чеченцы, даже живущие в окрестностях крепости Грозной, ожидают только появления» Гази-Магомеда, чтобы восстать 47. В августе 1831 г. Гази-Магомед в течение более полумесяца пытался овладеть крепостью Внезапной. Однако, узнав о движении генерала Эмануэля на выручку осажденным в крепости, он отступил в Ауховские горы и там сумел нанести отряду царских войск сильный урон.

В августе 1831 г. 8-тысячный отряд под водительством Гази-Магомеда в течение 8 дней держал в блокаде Дербент. «Жители города Дербента как армяне, так и мусульмане шиитовой секты, действовавшие единодушно с гарнизоном, мужественно отражали» нападения Гази-Магомеда48 Подоспевшие русские войска, которыми командовал генерал-майор Каханов, принудили его снять осаду и отступить к селению Рукель. Отсюда в ноябре того же 1831 г. Гази-Магомед совершил стремительный поход на север, разорил Кизляр, вступил в Чечню, совершал нападения под Владикавказом, окружил Назрань. Все это показывает, что предводитель горцев избрал своеобразную тактику ведения борьбы. Не создав определенной, хорошо укрепленной базы и не укрепив тыл, Гази-Магомед устраивал нападения на отдаленные друг от друга пункты (Хунзах -Тарки, Дербент--Кизляр). Такую тактику походов на далекие расстояния, очевидно, можно объяснить тем, что предводители повстанцев, и прежде всего сам Газн-Магомед, считали, что внезапными налетами можно нанести наиболее чувствительные удары царским войскам, расстроить их и привлечь к борьбе новые силы.

Угнетаемое местными феодалами и самодержавием крестьянство активно поддерживало Гази-Магомеда; под его началом оказалось около 15 тыс. горских крестьян. Но успехи Гази-Магомеда оказались недолгими. Не дождавшись отмены феодальных повинностей, не добившись своего освобождения, многие крестьяне, включившиеся в движение, со временем стали отходить от Гази-Магомеда. Жители некоторых койсубулинских деревень, объясняя свой отход от движения летом 1832 г., писали Гази-Магомеду, что со времени начала борьбы «они не только не разбогатели, как он обещал, но напротив того - разорились; что получаемая ими иногда добыча не в состоянии вознаградить убытков, ими понесенных, и, наконец, ему советовали отказаться от своих предприятий, всегда оканчивающихся невозвратною потерею их родственников и друзей» 49. В том же 1832 г. крупные отряды царских войск вместе с грузинской и армянской милицией, разбив повстанцев, взяли Гимры. В этом бою был убит Гази-Магомед и ранен его ближайший сподвижник Шамиль.

Через два года имамом был провозглашен Гамзат-бек, выходец из бекской семьи селения Гоцатль. Освобожденный из Тифлисской тюрьмы стараниями Аслан-хана Казикумухского, Гамзат-бек сразу же после возвращения в Дагестан включился в борьбу, участвовал в ряде сражений. Став имамом, он, по словам хрониста Ал-Карахи, «кружил по селениям и городам с товарищами, наставляя, увещевая, приказывая и запрещая» 50, и за короткое время сумел подчинить своей власти койсубулинцев, гумбетовцев, андийцев, андалальцев и др. Считаясь с чаянием широких масс народа, Гамзат-бек в каждом из подчинившихся обществ расправлялся с местной знатью. Овладев в 1834 г. Хунзахом он уничтожил всю семью аварских ханов, оставив в живых только малолетнего Булач-хана, а также убил управляющего небольшой частью Аварии Сурхай-хана. После всего этого, напуганный случившимся, Аслан-хан Казикумухский с тревогой доносил кавказскому командованию что в Дагестане, «кроме его и акушинцев, все перешли на сторону Гамзат-бека» 51.

Осенью 1834 г. Гамзат-бек с 15-тысячным отрядом занял даргинское селение Куппа и потребовал от акушинского и цудахарского кадиев присоединиться к нему. Кадии и старшины Акуша-Дарго отвергли предложение имама. Между Гамзат-беком и жителями Акуша-Дарго, поддержанными отрядом Аслан-хана Казикумухского, произошло сражение. Имам пыл разбит, за что русское правительство пожаловало кадиям и старшинам ценные подарки.

Однако имамство Гамзат-бека продолжалось недолго. В 1834 г. в хун-захской мечети он был убит молочными братьями ханов Аварии Османом и Хаджи-Муратом (не без участия Ахмед-хана Мехтулинского) 52. Убийство Гамзат-бека внесло некоторое замешательство в ряды повстанцев, но, как и следовало ожидать, не приостановило движения. «Мюридизм, - писал Романовский,— ожидал только главы, чтобы воспрянуть с новой силой. Этой главой явился Шамиль, соединивший в себе редкие дарования воина и администратора» 53.

Шамиль родился в ауле Гимры Койсубулинского союза сельских общин в семье простого узденя. Все недвижимое имущество его (участок пахотной земли, сад и дом) было впоследствии оценено в 200 руб. сер. Будучи близок к предводителям движения, Шамиль не только принимал в нем активное участие с самого начала, но и в течение 25 лет бессменно руководил борьбой горцев Дагестана и Чечни. То был мужественный и решительный воин, настойчивый, строгий к себе и окружающим администратор, умелый политик, выдающийся предводитель движения. Не этот талантливый горец являлся сыном своей эпохи. В менявшихся социально-экономических условиях он вместе со всей верхушкой имамата и движением в целом претерпел известную эволюцию. Не поэтому ли К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу в августе 1854 г. назвал предводителя горцев «страшным» демократом Шамиль-беем 54. Провозглашенный «собранием благородных ученых» имамом, Шамиль начал свою деятельность, как и его предшественники, с того, что казнил Булач-хана, убил 45 человек рода феодалов Султаналиевых, содержавшихся под арестом в селении Гимры55. Желая привлечь на свою сторону как можно больше горцев, он рассылал по аулам прокламации и вел успешную агитацию почти во всех койсубулинских селах. В этих обращениях причудливо переплетались призывы к политической борьбе и ясно реакционные мотивы религиозной догматики. Еще более настойчиво Шамиль вел борьбу против тех сил, которые отказывались принять шариат и быть заодно с ним. Аулы Унцукуль, Чирката, Орота, Тадколо и другие были подчинены силой.

Росту авторитета и влияния Шамиля способствовала и победа, одержанная им над отрядом под командованием генерала Ланского. Однако направленный в Аварию с большим отрядом полковник Клюге-фон-Клюгенау дошел до Хунзаха, укрепил его и утвердил правителем Аварского ханства Магомед-Мурза-хана Казикумухского.

В том же 1835 г. царские войска под командованием полковника Пулло предприняли из Грозного безуспешный поход против повстанцев, возглавляемых Ташевым-Хаджи. Шамиль тоже предпринял в 1835—1836 гг. ряд мер для решительного упрочения своей власти в нагорном Дагестане, сделал попытку овладеть Хунзахом, но не смог добиться успеха. Руководивший обороной Хунзаха Хаджи-Мурат нанес отрядам Шамиля ряд ударов и принудил его отступить. Но это не пошатнуло положение Шамиля. К тому же в это время к нему примкнули предводитель повстанцев Тилетля Кибит-Магомед и Ташев-Хаджи во главе чеченцев. В марте 1836 г. Шамиль совместно с Ташев-Хаджи действовал против аулов Игали, Унцукуль, Ирганай и др., «коих жители не расположены к мюридам и не принимали шариат»56.



Кавказское командование организовало в Дагестан и Чечню походы против «непокорных», Но потерпело неудачу. Весной 1837г. близ селения Ашилты (место пребывания Шамиля) горцы нанесли сильное поражение отряду под командованием генерал-майора Ивелича. Воодушевленный успехом, Шамиль вновь направился к Хунзаху. Но, потеряв более 150 человек, вынужден был прекратить осаду этой резиденции аварских ханов и направился в Андалал. Там Шамиль не только подчинил своей власти ряд сел, но и нанес близ аула Согратль сильное поражение объединенному отряду андалальцев, хунзахцев и казикумухцев. Тем временем отряд под командованием генерала Фези в Чечне привел к присяге ряд селений Ичкерии. «Сей корень Чечни,-доносил Фези,-был занят без выстрела» 57. Покорность России признали и андийцы. Одновременно кавказское командование принимало политические меры воздействия на участников движения.

На Северо-Восточный Кавказ был направлен казанский татарин шейх-уль-ислам муфтий Таджутин Мустафин. Он должен был убедить горцев в неправильности толкования шариата мюридами и привлечь их на сторону правительства 58. Предпринимались и другие меры. В 1837 г. кавказское командование начало переговоры с Шамилем. Встретившись с ним 18 сентября близ селения Гимры, начальник царского отряда Клюге-фон-Клюгенау постарался уговорить Шамиля прекратить вооруженную борьбу и явиться в Тифлис к императору, приезд которого в этот город намечался на осень. Имаму обещано было большее вознаграждение, но и это предложение не имело успеха.

В нагорный Дагестан против Шамиля двинуты были царские войска, вместе с ними действовали отряды владетелей Дагестана Магомед-Мурза-хана Казикумухского, Ахмед-хана Мехтулинского, шамхала Тарковского и др. Шамиль, решив дать отпор, укрепил селение Телетль. После упорного боя под Ашильтой царские войска под командованием генерал-майора Фези и отряды владетелей Дагестана осадили Телетль. После многодневных кровопролитных боев им удалось овладеть лишь частью этого селения. В итоге начавшихся по предложению Шамиля переговоров он уступил аул, заключив перемирие. В качестве аманата Шамиль выдал своего племянника.

Но почему штурм не был доведен до конца и при первом же предложении Шамииля генерал Фези согласился на перемирие? Оказалось, что недостаток в боеприпасах не позволил ему «предпринять приступа для овладения самою укрепленною частью сел. Телетль. Невозможно было также ограничиться и блокадой на то время, пока боевые снаряды могли бы доставляться из Темир-Хан-Шуры, ибо малейшее ослабление действий... ободрило бы осажденных и доставило бы Шамилю пособие приведенных ему племен». И все же кавказское командование считало, что цель экспедиции, возложенной на генерал-майора Фези, была достигнута. Напротив, в горах отход отряда генерала Фези был воспринят как победа горцев и доказательство того, «что Шамиль в состоянии бороться с огромными силами» 59.

Шамиль, обосновавшись в селении Чирката, развернул энергичную деятельность по объединению сил восставших. Этому благоприятствовала сложившаяся обстановка. Кавказское командование, занятое подавлением восстания в Кубе, в течение всего 1838 г. «не предприняло ничего особенного» в нагорном Дагестане. Движение все более и более ширилось и вскоре восстанием оказались охвачены Койсубулу, Салатау, Гумбет, Анди и примыкавшие к Дагестану районы Чечни. Движение, по словам генерала П. X. Граббе, «получило необыкновенно обширное развитие», а Шамиль «сделался полным хозяином всех средств, предоставляемых краем для противодействия» 60 правительству. В то же время на берегу Андийского Койсу, в скалистых горах близ Ахульго Шамиль устроил обширные завалы, соединил их крытыми ходами, укрепил это искусственное сооружение «с большою тщательностью и с таким соображением, которое принесло бы честь и не лезгинскому инженеру» 61. Эта укрепленная скала была названа Новым Ахульго. Превращен был в крепость и аул Ир-ганай.

В 1839 г. Кавказское командование предприняло двустороннее наступление на Дагестан. Генерал Головин «усмирил» Южный Дагестан, а генерал Граббе, пройдя Ичкерию, с боем взял селения Арчуки и Чирката и обложил крепость Ахульго. После продолжительных боев Шамиль вынужден был сдать крепость, выдать аманатом своего сына и бежать в Чечню.

Кавказское командование считало взятие Ахульго концом сопротивления горцев, хотя Шамиля захватить не удалось. «Не сомневаюсь,- писал генерал Граббе,- что настоящая экспедиция не только поведет к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатление штурма и взятия Ахульго надолго не изгладится из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания, но это только частный результат, гораздо важнейшим считаю я нравственное влияние, произведенное над горцами». Что же касается Шамиля, генерал был уверен, что, «скитаясь одиноким в горах, он должен только думать о своем пропитании и о спасении собственной жизни» 62. Однако кавказское командование ошибалось. Победа над Ахульго не прекратила сопротивления горцев.


*Шариат (араб, шариа, букв.- правильный путь, прямая дорога образ действии) - основанный па Коране свод религиозных этических и правовых предписаний, обязательный для всех мусульман (и суннитов, и шиитов).

** Мюршид - духовный наставник мюридов.

*** Имам — предводитель, духовный и светский глава.


Примечания:

25 ЦГИА ГССР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 17. Л. 10-13.

АКАК. Тифлис, 1874. Т. 6, ч. 2. С. 98. г Копня с отзыва генерал-квартирмейстера Кавказской армии от 7 сентября 1865 г.//РФ ИИЯЛ. Д. 1289. Л. 10.

28 Всеподданнейшие отчеты главнокомандующего Кавказской армии за 1863-1870 гг. СПб., 1870. С. 24.

29 ЦГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 4648. Л. 12.

30 Руновский А. Мюридизм и газават в Дагестане по объяснению Шамиля // Военный сборник. 1859. Т. 5. С. 680.

31 ЦГИА СССР. Ф. 1377. Оп. 1. Д. 3. Л. 1; Д. 97. Л. 2.

32 ЦГИА ГССР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 66. Л. 55; Д. 446. Л. 30: АКАК. Т. 6. ч. 2. С. 20, 26, 27, 29-30 и след.; ДГСВК.

33 АКАК. Т. 6, ч. 2. С. 509.

34 Ермолов А. П. Записки. М., 1864. Т. 1. С. 73.

35 Там же. С. 98.

38 Архив Раевских. СПб., 1910. Т. 3. С. 342.

37 ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 6528. Ч. 1. Л. 52.

38 ДГСВК. С. 69.

39 РФ Ин-та истории СССР. Б. Разд. 5. Д. 27. Л. 150.

40 ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 6514. Л. 47-52.

41 Романовский. Кавказ и Кавказская война. СПб., 1860. С. 320; Петров А. История 83-го пехотного Самурского полка. Петровск, 1982. С. 3.

42 Добролюбов Н. А. Поли. собр. соч. М., 1937. Т. 4. С. 143.

43 Фадеев А. В. Кавказ в системе международных отношений 20—50-х годов XIX в. М., 1956. С. 19.

44 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 228.

45 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 24.С. 131-132.

46 ДГСВК. С. 92.

47 ЦГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 6251. Л. 139-140.

48 МИДЧ. Махачкала, 1940. О. 202-203; ДГСВК. С. 62-63.

49 ДГСВК. С. 113.

50 Хроника Мухаммеда Тахира Ал-Карахн. М., 1946. С. 61.

51 ЦГВИЛ. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 6294. Л. 27.

52 ДГСВК. С. 685.

53 Романовский. Указ. соч. С. 334.

54 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. С. 325.

55 ЦГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 6325. Л. 31-32: КС. Тифлис, 1885. Т. 20.

С. 271-272.

56 ДГСВК. С. 139.

57 Там же. С. 163.

58 Там же. С. 167. МИДЧ. С. 359-360.

59 ЦГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 6512.Л. 51.

60 МИДЧ. С. 420.

61 Там же. С. 421.

62 Там же. С. 422.


Источник:
История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.).— М.: Наука. 1988.— 659 с.