Есть один старый, бородатый анекдот, конца 70-х годов прошлого века, когда просторы СССР запоздало захлестнула волна, отшумевшего по всему миру движения «хиппи». Путешествующий автостопом хиппи идет по дороге и никак не может остановить попутку: все проезжают мимо, как бы вообще не замечая поборника свободы и адепта расширенного сознания. Он идет целый день, весь вечер, в конец выбился из сил, но машины все проносятся и проносятся мимо. Наконец, наступает ночь, хиппи еле-еле волочит ноги и вдруг сзади свет фар и рев мотора. Он не поворачиваясь, абсолютно без надежды, поднимает руку и… слышит визг тормозов. Все еще не веря своему счастью он поворачивается и видит огромный Камаз с номерами, ну, скажем, 34-45 ДАО. Хиппи падает на колени и рыдая говорит: «Так вот какое ты – ДАО!!!»…
В пятницу, 13-го июня, после того как в четверг в Тбилиси прошел дождь, президент Саакашвили объявил о том, что… в Грузии появится Южная Осетия. Как выяснилось, в ходе проведенного опроса широкой грузинской общественности, 17 лет ее не существовало в природе вообще. И вот теперь, после того как только за время правления Михаила Саакашвили грузинскими военными и полицейскими в РЮО было убито около 40, а ранено более 100 человек, осетинскими правозащитниками зафиксировано около тысячи фактов грубейших нарушений прав человека и дискриминации по национальному признаку, а общее число жертв, развязанной Грузии 17-летней войны с народом Южной Осетии, только по задокументированным данным, приближается к нескольким тысячам человек, грузинское руководство «созрело» и «прозрело» – оказывается Южная Осетия все-таки есть!
Только как дагестанский Камаз не имел ничего общего с Сюань-цзы, так и пятничное озарение грузинского президента не имеет ничего общего с Республикой Южная Осетия. Но сама попытка исправить допущенный в начале 90-х годов огромный политический просчет, говорит о многом.
Напомним, что тогда Грузия объявила незаконными все юридические акты принятые после ликвидации грузинской демократической республики в 1921 г., в их числе и решение об образовании Юго-Осетинской автономной области в составе ГССР, и, таким образом, подтвердила факт выхода Южную Осетию из-под своей юрисдикции, т.к. Южная Осетия являлась частью Грузии только по Советским законам. Никаких других правовых актов подтверждавших факт нахождения южной части Осетии в составе того или иного грузинского княжества или иного политического образования историческая наука не знает. До сих пор это было одним из козырей руководства Южной Осетии, который позволял обосновывать безупречные юридические причин и аргументы своей независимости. Теперь, предпринимаемые М. Саакашвили на грани фола экстренные меры по возвращению Южной Осетии в правовое поле Грузии – симптоматичны и говорят о многом.
В частности о том, что Грузия очень боится, что Косовский прецедент повлечет за собой серьезный разговор по поводу правовых аргументов независимости Южной Осетии и Абхазии с последующим признанием самоопределившихся республик ПСП. В этом случае, помимо окончательного и бесповоротного выхода Южной Осетии и Абхазии из грузинского виртуально-политического пространства, правительство М. Саакашвили рискует потерять чуть ли не единственный интеграционный механизм, пока еще связывающий население Грузии в единый социум – это миф о территориальной целостности. Велика вероятность того, что после признания РЮО и РА, территория собственно Грузии развалится на те составные части, из которых когда-то Россия, а потом СССР, слепили историческую химеру. По мнению целого ряда экспертов, в том числе и грузинских, данный сценарий не будет неожиданностью ни для России, ни для Запада.
Сейчас проблема Косова и непризнанных государств постсоветского пространства (ПСП) помимо аксиоматичного тезиса о неизбежности появления второго албанского государства в Европе, окончательного нивелирования Хельсинского положения о территориальной целостности, а также доказательства существования в современной международной политике исключительно права силы и целесообразности, имеет и другой ракурс. Он заключается в принципиальной готовности мирового сообщества, и существующих в нем разнополярных сил, взять под контроль области реальной и потенциальной «серой государственности». Хочет этого кто-то или нет, но непризнанные государства и территории борющиеся за свою независимость являются объективными участниками политического и исторического процессов. Проще говоря, их существование объективно, не зависит от чьих-либо желаний, а генезис и развитие идут по своим, определенным законам.
Необходимость легитимации данных государственно-политических образований является одним из вызовов современности, с которым вынуждены считаться все ведущие мировые актеры. Представляется, что вся дискуссия вокруг Косово, строится не вокруг самого факта - быть или не быть новому албанскому государству, а вокруг механизма, который позволит осуществить данный процесс, вокруг предсказуемости и управляемости дальнейших событий, а также нового расклада сил в том или ином регионе.
Кризис политики американского гигемонизма, в купе с процессом возвращения Россией своих ведущих позиций, и заявлении о существовании российских национально-государственных интересов, довольно четко обозначают линию, по которой развивается конфликт глобальных интересов. Россия и Запад пытаются сохранить контроль над важнейшими факторами развития экономики – энергоресурсами, территориями, которые данными энергоресурсами располагают, и территориями, которые представляют стратегический интерес с точки зрения транспортировки и/или контроля над добычей энергоресурсов. В координатах американского политического дискурса речь идет о борьбе «царства Божьего на Земле» - развитой либеральной демократии - с различного рода проявлениями «авторитаризма, терроризма и национального экстремизма», под которые попадают все те, кто проповедует что-то иное, чем « In god we trust ». Российский политический дискурс только начинает складываться, но уже сейчас очевидно, что он будет сводится не к призыву строить идеальное общество (это мы уже проходили), а к необходимости справедливого, т.е. правового и, что самое главное, индивидуально-личностного, с учетом интересов и желаний конкретных людей, социальных групп, разрешения возникающих внутри- и внешнеполитических проблем.
В контексте указанных моментов, разрешение конфликта между Южной Осетией и Грузией сводится к тому, кто и каким образом будет контролировать данный, транзитный по своим функциям, участок постсоветского пространства.
США, в конце 90-х начале 2000-х годов, пошли на беспрецедентный за последние 50 лет шаг, и создали в Закавказье зону своего влияния. Вернее Грузия и Азербайджан запоздало вошли в созданную США на Большом Ближнем Востоке еще в 50-е гг. прошлого века зону влияния. Южная Осетия и Абхазия тогда остались вне сферы американских интересов, главным образом из-за слабого понимания американскими экспертами местной специфики, излишне прагматичного подхода к проблеме транспортировки углеводородов и, самое главное, из-за отсутствия какого-либо интереса к данным территориям со стороны России. Теперь ситуация поменялась. Южная Осетия и Абхазия стали территориями стратегического соперничества. И Россия и США готовы предложить данным регионам максимально благоприятные модели дальнейшего политического существования, только при этом гибкость позиции США значительно ослабляется необходимостью учитывать мифо-политические иллюзии Тбилиси, а Россия, в очередной раз застигнутая историей в период «сосредотачивания», вынуждена тщательно просчитывать и взвешивать каждый свой шаг.
Однако, тем не менее, конкурирующие модели, скажем, юго-осетинского политического будущего, практически уже составлены. США еще в ноябре прошлого года устами М. Брайза заявили о том, что они, фактически, признают право народа Южной Осетии на создание своего государства, но только в составе Грузии. Учитывая весь современный европейский опыт, помощник Госсекретаря скорее всего имел в виду максимально расширенный вариант федеративных или почти конфедеративных отношений, предполагающий делегирование местным властям максимальных полномочий и представительство в центральных органах власти. Россия, поддерживая волю народа Южной Осетии и ее политического руководства, говорит о принципиальной возможности легитимации непризнанной республики и ее дальнейшего существования вне грузинской политической системы.
Необходимо отметить, что для грузинского общественного сознания идея автономной, федеративно, а тем боле конфедеративной Южной Осетии чужда и неприемлема в корне. Грузинская политическая культура и массовое сознание ориентированы на понимание политической власти как сакрального национального элемента, дающего грузинам право на насилие по отношению к другому этносу. Отсюда истоки конфликтов с Южной Осетией и Абхазией, а также проблемы с гражданами Грузии армянской и азербайджанской национальностей. Другой проблемой является то, что грузинами, в национально-политическом смысле этого слова, является только небольшая активная часть населения г. Тбилиси, вся остальная территория Грузии заселена, кахетинцами, имеритинцами , они же мингрелы, пшавцами, аджарцами, хевсурами, сванами и т.д., т.е. людьми, которые осознают себя «негрузинами» и используют картвельский язык, не как язык своей культуры, в том числе и политической, но как язык межнационального общения (особенно показателен в этом случае пример мингрелов). Словом картвельский этнос, проходящий сложный путь складывания грузинской нации, на данном этапе своего социально-политического развития, просто не готов к принятию положения о том, что государство и власть являются не этническими характеристиками «истинных грузин», а структурами и институтами общественного развития любой этни ческой группы.Как это не печально, но любая калька с европейского федеративно-конфедеративного государственного устройства, как вариант решения грузино-югоосетинского конфликта, будет неизменно наталкиваться на указанню проблему: Грузия никогда не пойдет на конституционное оформление равных для грузин и осетин политических прав и одинакового участия двух этносов в определении важнейших внутри- и внешнеполитических приоритетов. Другое дело, что, теоретически, конфедеративные отношения могли бы быть использованы как этап для дальнейшего цивилизованного и окончательного развода. Но для этого, опять же, правительству М. Сакашвили надо пойти на политическое самоубийство, сесть за стол переговоров с официальным Цхинвалом, признать факты геноцида и этнических чисток в 1920 и 1989-1992 гг., взять на себя ответственность за неприменение силы и т.д.
Российская модель решения конфликта, которая предполагает признание Южной Осетии со стороны международного сообщества, на самом деле более прагматична и реальна. Она учитывает тот факт, что зацикленность грузинского экспертного и политического сообщества на диких, средневековых по своему характеру, представлениях о том, что если когда-то, 200 или 300 лет тому назад, какие-то картлийские князья чуть ли не номинально считались сюзеренами некоторых юго-осетинских разбогатевших общинников, и сохранившихся в горах Южной Осетии представителей аланского царского дома в лице Бибиловых-Сидамоновых, то это, априори, в 21 веке, не дает Грузии возможность считать данную территорию своей.
Кроме этого, очевидно, что в политическом плане Грузия не сможет предложить Южной Осетии, что-то большее, чем статус независимого национального государства, а как страна входящая в число 18 беднейших стран мира, не сможет потратить 18 млрд. долларов на восстановление экономики Южной Осетии. Единственное, что сможет сделать Грузия, так это снять введенную в 2004 г. экономическую блокаду. Однако учитывая тот факт, что за последние три года весь мелкий и средний юго-осетинский бизнес развернулся в сторону России, а уровень жизни в Южной Осетии на порядок выше, чем в соседнем государстве, то и это не послужит для осетин достаточным аргументом для отказа от борьбы за независимость.
Кардинальное различие между американским и российскими вариантами решения проблемы Южной Осетии заключается в том, что американцы говорят: «У вас все будет, только поверьте грузинам и войдите в состав Грузии». При этом они забывают, что даже Евангелие призывает не верить тому, кто обманул тебя трижды. Россия, в свою очередь, предлагает осетинам: «Давайте оставим вам все то, что у вас есть, но законно это оформим. А что будет дальше, то будет дальше».
Однозначно, что рациональность последнего предложения на порядок выше, чем призыв к слепому доверию. Это понимают все. Также все понимают, что вариант урегулирования грузино-югоосетинского конфликта станет ни чем иным как договором между РФ и США по разделу сфер влияния. Поэтому судорожные попытки Тбилиси по созданию временной администрации, комиссии по определению статуса, массового увлечения осетинским языком, являются ни чем иным как попыткой создать искусственное препятствие, которое затем станет предметом политического торга.
Чем бы не закончилась ситуация с Косово, Грузия находится на грани окончательного поражения не только в войнах с Южной Осетией и Абхазией, но, что более трагично, на грани поражения в борьбе за свое собственное национальное государство, в борьбе за собственный народ.
Вся новейшая история Грузии с 1991 г. может быть осмыслена исключительно как история обретения Пустоты, Пустоты политической, Пустоты экономической и Пустоты нравственной, как история духовного и политического самоубийства целого народа. И единственный положительный момент этого трагического действия, заключается в наглядном примере того, как не надо строить свое национальное государство.
Андрей Битаров

ИА ОСинформ