В Махачкале состоится презентация книги “Имам Шамиль. Последний путь”. Автор книги – историк Хаджи Мурад Доного – проследил путь имама от Гуниба до Мекки. Также автор заявляет, что нет такого документа (завещания), в котором Шамиль призывает народы Дагестана жить в мире и согласии с Россией.



Корреспондент «Кавказ.Реалии» встретился с историком.

- Хаджи Мурад, казалось бы, об имаме Шамиле и его времени сказано достаточно много…

- Это так, но, тем не менее, существуют так называемые “белые пятна”, которые проливают дополнительные сведения о нем. Вообще, такие личности, как Шамиль, имеют большую историографию. Поэтому приходится быть все время в поиске. Ну, и вместе с тем, возьмите Александра Македонского, Наполеона Бонапарта, Гая Юлия Цезаря – сколько бы времени не прошло, до сих пор пишут и пишут о них.

Когда я начал работу над книгой о Шамиле, мне было интересно посмотреть на ту ситуацию через 200 лет. Кто-то воспринимает его героем, а кто-то находит в нем негативные стороны. И в обоих случаях мнения должны быть аргументированы.



- А в вашей книге кем он больше выступает: борцом за свободу горцев или же тираном?

- В своих работах я стараюсь быть далеким от эмоций. В настоящей же книге речь идет о Шамиле в период окончания русско-кавказской войны (с 1859 года до его смерти – 1871 года). Об этом тоже написано, но не так скрупулезно. Например, у меня соблюдается четкая хронология его пути от Гуниба, где закончилась его боевая жизнь, до Медины, в которой завершается жизненный путь имама. Конечно, эти годы были не менее трудными, чем его боевая жизнь. Это была своего рода психологическая борьба между Шамилем, который столько лет противостоял могучей империи, и Шамилем, который уже жил под крылом этой же империи. Поэтому этот момент дал многим злопыхателям возможность иронизировать над имамом, что он потом жил на иждивении той самой империи. На самом деле, я пришел к выводу, что не все было так просто для имама в Гунибе, не все было так просто в Калуге, Москве и в Петербурге, а потом уже и в Османской империи, куда он уехал для того, чтобы совершить хадж. В книге представлены архивные документы из Харькова, Москвы, Петербурга, Калуги, Дагестана – из чего можно воссоздать картину реальной ситуации тех дней и тех переживаний, с которыми сталкивался имам и его семья. Поэтому никто не сможет обвинить меня в идеализации имама.

Психологическая травма началась уже в Гунибе. Имам был надломлен из-за того, что вместо великодушия противника, он встретил его обман. Это он воспринял как судьбу. Из Гуниба Шамиля везли в Калугу в течении 30 дней. И все эти дни, видя вокруг себя огромные просторы, города, села, железные дороги и многое другое, конечно, его переполняли эмоции о том, каково это было воевать с такой огромной страной столько лет с таким маленьким количеством войск. Психологическая травма еще усилилась, когда в Калуге от сырого климата и тоски начали умирать дети и невестки имама. Это очень давило на него. Даже современники отмечали: “Какая разница произошла в цвете его лица в течении года”, “с тяжелой ходьбой, одышкой”. Если мы посмотрим фотографию Шамиля 1861 года и ту, что сделана в 1866 году, – это совсем разные лица. На последнем фото он весь седой.

В общем, в книге затронуты вопросы, которые сильно беспокоят дагестанцев, в первую очередь. Это пленение Шамиля, принятие присяги на верноподданство России, возведение его в дворянство.



- Так Шамиль был пленен или это было какое-то соглашение?

- На тот период в селе Гуниб (место окончания русско-кавказской войны) события разворачивались молниеносно. Князь Барятинский понимал, что Шамиль ему нужен только живой, поскольку его смерть наделала бы им очень много хлопот в покорении этого края.

Когда Гуниб был окружен, к Шамилю пришли парламентеры, в том числе и Лазарев, знавший аварский язык. Те предложили имаму выйти к Барятинскому, который находился неподалеку (в березовой роще, сейчас там находится “Беседка Шамиля”).

Шамиль планировал биться до конца. Но его окружение понимало, что в атмосфере витало окончание всей этой борьбы. А сказать об этом имаму прямо наибы не решались. Для них он был в большом авторитете. Поэтому попросили его сына Газимагомеда уговорить отца пойти на переговоры: может, Барятинский предложить выгодный для них вариант.

Тогда имам поставил условие: после переговоров он вернется в отряд. Офицер русской армии Лазарев дал твердое слово, что выполнит это условие.

Но при встрече Барятинский напомнил Шамилю, что позавчера он предлагал ему спасение и уход в Мекку. Но имам его не принял. А теперь якобы он не вправе решить его судьбу, это должен сделать царь. И для этого ему надо поехать в Петербург. Тогда Шамиль обернулся к Лазареву и удивленно спросил: «А как же твое обещание, что я вернусь в отряд?» На что Лазарев пожал плечами и ответил: «Это мой начальник».

Таким образом, Шамиль оказался в западне. Для него погибнуть ничего не стоило. Опасность была рядом с ним много-много лет. Просто он, как мудрый человек, понял, что если сейчас он не сложит оружие, будет плохо не ему (он бы погиб, как мученик), а его народу. Им от этого никакой пользы бы не было. После того, как оттуда уехал Барятинский, имам сел на камень и подумал, что все уже, это – конец. Так было суждено.

Вот это и есть пленение. Я планирую показать это детально: по часам, по дням. Но уже в другой книге.

- Насколько достоверно завещание Шамиля своим потомкам о том, чтобы жить с Россией в мире и согласии?

- Нет такого завещания. Все началось с Аварского театра. Тогда отмечали годовщину смерти имама. Дело было в 1991 году. Это завещание было составлено как текст к театральной постановке и зачитано со сцены Аварского театра в Махачкале. Но потом, к нашему удивлению, некоторые стали выдавать его за официальный документ. А некоторые депутаты и околовластные люди даже начали использовать его в своих шкурных интересах.