Миграционные и в целом демографические процессы, а также тенденции, выявленные в результате исследования, исходное положение - о разворачивавшихся в Приволжском округе процессах развития - не подтвердили. Округ был лишен явных институциональных лидеров. Ни один из шести городов-агломераций-миллионников (Нижний Новгород, Казань, Пермь, Уфа, Самара-Тольятти, Саратов-Энгельс) и ни один из субъектов федерации, входивших в Приволжский округ - не оказались в состоянии удерживать миграционное притяжение с постоянной силой. Отсутствовало отчетливо выраженное тяготение населения в областные центры, в том числе и в «столицу ПФО» - Нижний Новгород. Все это является убедительным свидетельством затянувшейся стагнации региональной среды и процессов урбанизации1.

Демографическая ситуация в округе близка к среднестатистической по стране. Все варианты прогноза показывают, что в ПФО неизбежно произойдет сокращение населения (на 10-27,5 % до 2030 г.), в том числе его трудоспособной части (на 19-29%). Регулирование темпов сокращения населения в решающей степени зависит от миграции и в значительно меньшей степени от рождаемости и смертности. Особенности динамики возрастной структуры населения (его старения, стремительного сокращения трудоспособного контингента и еще более стремительного детской группы) устойчивы при всех вариантах динамики составляющих прогноза, поэтому могут оцениваться как весьма вероятные. Ситуация такова, что даже значительный приток населения в округ не сможет переломить описанные процессы. Поэтому речь может идти пока только об их смягчении.

Сельская местность ПФО еще располагает некоторым запасом демографических ресурсов, главным образом в лице тюркоязычного населения. Но данный запас на фоне потерь - незначителен.

Выявленная ситуация в сочетании с жестко-ограничительной миграционной политикой федерального центра, основы которой были нормативно закреплены в 2002 г., угрожает ускорением темпов сокращения населения, дефицитом труда в будущем, усилением черт периферийности у ключевого для развития страны Волго-Уральского региона.

Таким образом, в 1990-х гг. шестерка городов-агломераций-миллионников с точки зрения демографических процессов - естественный и миграционный баланс, продолжительность и качество жизни, здоровья населения - не являются «точками роста». Демографические и миграционные процессы, как следует из результатов исследования, свидетельствуют об аморфности окружного социально-экономического ландшафта и отсутствии динамичных полюсов роста. Доставшаяся в наследство от советского периода каркасная структура (агломерации и связывающие их транспортные коридоры) не работает.

Следовательно, процессы новой регионализации, разворачивающиеся на территории округа, тем не менее, не являются процессами развития. В ближайшей перспективе следует ожидать обострения конкуренции между городами-миллионниками и агломерациями округа за сужающуюся ресурсную базу.

Прогнозы численности населения позволяют сделать вывод, что Россия не может обеспечить ни стабилизацию численности своего населения, ни тем более его рост, опираясь исключительно на внутренние демографические ресурсы. Тем самым в России открываются огромные перспективы для иммиграции, особенно если учесть слабую заселенность большей части страны. Только для поддержания численности населения страны на современном уровне в течение последующих 50 лет потребуется от 35 млн. чел. (ок. 700 тыс. в год) до 70 млн. чел. (ок. 1,4 млн. в год) иммигрантов при разных параметрах рождаемости и смертности. Даже меньшая из этих величин более чем в 2 раза превышает самый высокий уровень иммиграции, наблюдавшейся в 1990-х гг.

После 2006 г. в России началась стремительная естественная убыль трудоспособного населения, достигавшая примерно 1 млн. чел. в год. Эта убыль не может быть компенсирована в короткое время ни путем увеличения возраста выхода на пенсию, ни за счет роста производительности труда, ни за счет перевода производства в перенаселенные страны с более дешевой рабочей силой. Следовательно, в будущей труд будет одним из самых дефицитных, если не самым дефицитным ресурсом в России.

Таким образом, демографическая ситуация предопределяет политику поощрения иммиграции в качестве стратегического направления миграционной политики России на длительную перспективу. Федеральный центр в 1990-х гг. напротив проводил ограничительную («защитительную») иммиграционную политику.

Основную часть мигрантов в округе составляли русские (53 % в 1997-2001 гг.); четверть - народы, имевшие на территории округа национально-территориальные образования (татары, башкиры, чуваши, марийцы, удмурты, мордва, коми-пермяки); еще 20 % — мигранты титульных национальностей стран СНГ. Отмечался устойчивый процесс снижения доли русских в иммиграционном притоке в округ, что связано с постепенным истощением запасов русского населения среднеазиатских республик.

В ряде национальных республик наблюдался процесс гомогенизации их титульного состава. Так, в Татарстане и Чувашии происходило медленное, но устойчивое стягивание титульных этносов, а в Башкортостане - татар, сопровождающееся менее интенсивным притоком русских и других народов. При этом абсолютные размеры притока невелики. В приграничных Оренбургской и Саратовской областях заметную роль в миграционном приросте играют народы стран СНГ, прежде всего — Казахстана и стран Центральной Азии, доля выходцев из которых будет неизбежно возрастать.

Население русских деревень, по сравнению с татарскими, башкирскими и казахскими, вымывается миграцией значительно быстрее. Поэтому в будущем в районах смешанного населения доля русских, проживающих в сельской местности, сократится в силу их большей мобильности. Таким образом, контраст между продолжающими «таять» русскими селами и рядом крепких, крупных башкирских и татарских будет нарастать.

Сильное стремление татар к укреплению национального самосознания и развитию национальных институтов пробуждает интерес к этничности и у других народов, ранее в этом отношении индифферентных (например, у удмуртов), или не проявлявших активности (например, у корейцев). Поэтому смена этнокультурного баланса будет сопровождаться поиском политических форм фиксации нового статус-кво.

Официально одобренной федеральной миграционной стратегии, которая увязывала бы воедино все виды миграции и интересы федерального государства, его субъектов и муниципальных образований, а также различных групп населения, включая мигрантов, в 1990-х гг. не существовало. На федеральном уровне управления практически вся миграционная политика сводилась к регулированию (точнее к ограничению) притока в РФ жителей СНГ и дальнего зарубежья. Таким образом, в сферу деятельности федерального центра не попадала даже вся внешняя миграция, не говоря уже о любых видах внутренней.

Хотя в области миграции были попытки разработки относительно полной стратегии (профессионалы подготовили и обсудили проект документа еще несколько лет назад), но до официального его одобрения и «выноса на публику» дело не дошло. Основная причина — институциональная неустойчивость федеральной власти в данной сфере, что практически блокировало управление даже внешними миграциями.

Внутренние миграции, столь значимые и бывшие привычным объектом управления в годы существования СССР, практически игнорировались, без всякого логичного объяснения такого подхода государства. Это тем более не оправдано, что внутренние перемещения населения значительно превосходили внешние миграции. Например, в 1994 г., когда внешний приток был максимальным, он составил 1,2 млн. чел., тогда как в пределах России переехало 3 млн. чел. Позже, когда внешний поток многократно уменьшился - до 193,5 тыс. чел. в 2001 г., внутренние миграции превосходили его более, чем в 10 раз, составляя 2,1 млн. чел.. Потоки нерегистрируемой трудовой миграции из стран СНГ в Россию - с одной стороны, и между субъектами России, с другой, как показывают исследования, равновелики, и составляют ок. 3 млн. чел. каждый. Следует помнить и о том, что внутренние и внешние миграции могут выступать в качестве альтернативных «инструментов» решения государством региональных проблем, например дефицита трудовых ресурсов в определенном ареале. Это еще раз подчеркивает нерациональность «отрыва» внутренних миграций от внешних.

Невнимание федерального центра к внутренним миграциям было связано и с отсутствием в системе федеральной исполнительной власти отдельного института, который бы их «курировал». Реальный вклад государства в регулирование миграций состояло во все усложняющейся системе контроля и регистрации, которая обязательна и для внутренних, и для внешних мигрантов и реализовалась, преимущественно, на региональном и местном уровнях. Система эта была чрезвычайно забюрократизирована и, при этом, малоэффективна, ибо ее очень легко было «обойти».

Усеченное понимание миграций на федеральном уровне передавалось на уровень федеральных округов и региональных институтов федеральных органов власти. Вне сферы их интересов оказывалась значительная часть внутренних миграций, в том числе трудовые. Институты власти федеральных округов держали внешнюю миграцию в поле своего зрения, но никак не претендовали на участие в выработке миграционной политики. Внешние миграции замыкались преимущественно на органах МВД. Указанные институты власти скорее готовы были исполнять ограничительно-карательные функции, чем проводить целенаправленную осознанную политику. В то же время ими осознавались региональные особенности своего округа или субъекта федерации и они в принципе готовы их сформулировать и учитывать в практической деятельности. Но федеральный центр не оставлял им свободы маневра, поскольку управление миграциями было неоправданно централизованно, особенно что касалось найма иностранной рабочей силы.

Исследования показали, что собственно региональные и муниципальные органы власти вообще не проявляли интереса к миграциям (даже внешним). Они считали, что все миграционные проблемы - это прерогатива федеральной власти, где их вмешательство не нужно и не оплачивается. Власти субъектов (и отчасти муниципальные) исполняли ограниченные регистрационно-контрольные функции (например, оформляя иностранцам разрешение на работу и участвуя в обосновании квот на иностранную рабочую силу).

При этом есть понимание значимости миграционного фактора, но лишь в случае Нижнего Новгорода проявилось желание властей города поучаствовать в процессе управления внешними миграциями (что, по-видимому, связано с размерами и полустоличным статусом города). Вполне возможно, что региональные и местные власти боялись проявить инициативу, опасаясь передачи им еще одного «неоплаченного мандата».

Решения федеральных органов власти не учитывают региональные и местные особенности и не позволяли сделать это на нижестоящих уровнях управления даже в рамках своей же системы. Так, в Оренбургской области и Удмуртии работники миграционных служб (то есть федеральные служащие) прилагали усилия, чтобы облегчить мигрантам прохождение всех процедур и обеспечить более толерантную обстановку в регионе, но собственные права и рычаги управления у них почти отсутствовали.

Однако самый большой провал миграционной политики (если анализировать то, что реально делалось) состоял в ее противоречии стратегическим задачам социально-экономического развития страны.

Сегодня необходимость в масштабной иммиграции в России осознается на федеральном уровне почти всеми управляющими структурами, так как прогнозы демографов однозначно предсказывают резкое сокращение, постарение населения и трудовых ресурсов. Вместе с тем, едва ли все представляют глубину демографической катастрофы и масштабы необходимой иммиграции.

Наиболее оптимистичен прогноз ООН. Согласно его среднему варианту, население России к 2025 г. уменьшится до 137 млн. чел. По среднему варианту прогноза Госкомстата население страны опустится на этот уровень на 12 лет раньше, к 2013 г., а на начало 2016 г. составит 135 млн. чел. Низкий вариант прогноза Госкомстата выходит на цифру в 129 млн. чел. на тот же год, что на 15 млн. чел. (почти на 11 %) меньше, чем на исходную дату прогноза (начало 2002 г.)2.

Поскольку каждый последующий шаг в прогнозах Госкомстата предусматривает ускорение нисходящей тенденции, высока вероятность того, что развитие пойдет по низкому варианту. Тогда население страны будет сокращаться на 1,2 млн. чел. в год. За четыре года (1999-2002 гг.) оно уже убывало почти по 1 млн. в год.

Все приведенные прогнозы предполагают определенную иммиграцию в Россию. В Центре демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН были произведены расчеты населения России при нулевой нетто-миграции. Опираясь только на собственный демографический потенциал, Россия к 2050 г. придет с 86-миллионным населением при условии сохранения нынешних параметров низкой рождаемости и очень высокой смертности, и со 112- миллионным населением при самой благоприятной эволюции рождаемости и смертности

Есть расчеты иммиграции, необходимой для поддержания численности населения России на современном уровне в течение последующих 50 лет. Чтобы обеспечить это условие, суммарная иммиграция за 50 лет должна составить от 35 млн. чел. (ок. 700 тыс. в год) до 70 млн. чел. (ок. 1.4 млн. в год) при разных параметрах рождаемости и смертности. Обеспечение роста населения России на 0,5 % в год (это даже меньше, чем в 1970-1980-х гг. - 0,6-0,7 % в год) приводит к среднегодовому уровню миграции от 1,5 до 2,4 млн. чел.

Приведенные параметры иммиграции значительно превосходят достигнутые в прошлом значения. Даже в 1990-х гг., когда Россия получила беспрецедентный миграционный прирост, он составил 330 тыс. чел. в среднем за год, а в 1980-х гг. ок. 200 тыс. чел. в год. Лишь однажды, в 1994 г., миграционный прирост в России достиг 810 тыс. чел., но ни один другой год даже не приблизился к этой величине.

Прогнозы численности населения позволяют сделать вывод, что Россия не может обеспечить ни стабилизацию численности своего населения, ни тем более его рост, опираясь только на внутренние демографические ресурсы. В России открываются огромные перспективы для иммиграции, особенно если учесть слабую заселенность страны.

После 2006 г. в России началась стремительная естественная убыль трудоспособного населения, достигавшая примерно 1 млн. чел. в год. В течение некоторого, но непродолжительного времени (4-5 лет) убыль трудоспособного населения может быть несколько компенсирована за счет повышения пенсионного возраста, однако это приведет к еще более стремительной убыли трудоспособного контингента в последующем.

У России в запасе есть несколько лет, чтобы подготовиться к новой ситуации на рынке труда, которая ожидает ее в перспективе. До 2008 г., благодаря благоприятной комбинации выходивших на пенсию и замещавших поколений, прирост трудовых ресурсов страны был весьма значительным (4 млн. чел.), но это был последний «всплеск». В последующем уже никакая конъюнктурная комбинация поколений не сможет предотвратить естественную убыль трудоспособного населения России, которая примет буквально обвальный характер (10 млн. чел. в 2009 - 2018 гг. в границах современного трудоспособного возраста, более чем по 1 % в год).

Сокращение трудоресурсного потенциала столь значительно и стремительно, что не может быть компенсировано за такой короткий промежуток времени ни за счет роста производительности труда, ни за счет перевода производства в перенаселенные страны с более дешевой рабочей силой. Следовательно, в будущем труд будет одним из самых дефицитных, если не самым дефицитным ресурсом в России. Демографическая ситуация предопределяет иммиграционную политику в качестве стратегического направления миграционной политики России на длительную перспективу.

Несмотря на безрадостное демографическое будущее страны, в отношении иммигрантов в 1990-х гг. федеральный центр проводил ограничительную («защитительную») политику, которая становилась все жестче, хотя ранее она была значительно либеральнее и доброжелательнее, особенно в отношении русскоязычного населения. В явном и неявном виде протаскивается идея о негативных последствиях притока иммигрантов - лишняя нагрузка на бюджет, конкуренция местной рабочей силе, рост межнациональной напряженности и преступности. Даже сам факт передачи внешней миграции в ведение МВД символизировал обвинительный уклон при рассмотрении внешних миграций. Недаром во время проведения в СМИ интервью собеседники начинали с негативных последствий, не упоминая плюсов притока иммигрантов.

В сфере внешних миграций практически игнорировалась ответственность России как правопреемника СССР, возможность более дифференцированного подхода к иммигрантам (по возрасту, национальности, специальности, квалификации и т. д.). Напротив, на иммигрантов СНГ распространялись те же требования оформления пребывания в России, что и на иммигрантов из других стран. Небольшие льготы предоставлялись родившимся на территории РСФСР и имевшим в прошлом гражданство СССР, или родившимся на территории Российской Федерации. Да и то, эти льготы имели весьма ограниченный «потенциальный» характер: разрешение на временное проживание могло быть предоставлено сверх утвержденной годовой квоты, но с соблюдением все тех же бюрократических процедур и с той же вероятностью отказа. А ведь именно приток из стран СНГ указанных категорий мигрантов следует особенно приветствовать: хорошее знание русского языка, относительно высокий образовательный и квалификационный уровень, повышенная адаптивность и т. д. По нашим наблюдениям, выходцы из СНГ значительно усилили интеллектуальный потенциал.

Ссылки на западный опыт, часто встречавшиеся в выступлениях политиков и чиновников, как минимум некорректны. Страны Запада в период «высокой занятости» и нехватки кадров определенных специальностей (1950 — 1960-е гг.) всячески поощряли приезд мигрантов (в том числе и «цветного» населения). Позднее (в 1970-х гг.), по мере роста безработицы и обострения этнических проблем, указанные страны перешли к политике ограничения иммиграции, выборочной политики в отношении различных групп мигрантов. При этом приток определенных категорий мигрантов, прежде всего высококвалифицированных кадров, до сих пор стимулируется. Но на обоих этапах позиция государств была четко сформулирована, законодательно и институционально подкреплена и главное была абсолютно логична и понятна специалистам и населению. Российская политика в отношении иммигрантов почему-то копирует «позднюю» западную ограничительную политику, хотя демографическая ситуация и положение на рынке труда делало бы более логичным практическое использование опыта 1950 - 1960-х гг. Не учитывался и западный опыт избирательного подхода к различным группам иммигрантов.

В течение 1990-х гг. миграционная ситуация в Приволжском федеральном округе (ПФО), как и в России в целом, определялась последствиями распада СССР. К настоящему времени миграционный прилив, спровоцированный этим распадом и в значительной мере носивший спонтанный характер, завершился, обозначая переход к качественно иному этапу развития, когда обеспечение притока населения требует целенаправленных управляющих воздействий.

Миграционные процессы свидетельствуют о стагнации развития округа, аморфности его социально-экономического ландшафта, отсутствии динамичных полюсов роста. В результате округ теряет привлекательность для мигрантов, все более превращаясь в транзитную территорию на пути переселения на запад населения России. Это в сочетании с ограниченной миграционной политикой на федеральном уровне угрожает округу ускорением темпов сокращения населения и дефицитом труда в будущем.

Приволжский округ расположен на пути устойчивого внутриросийского «западного» миграционного пути, направленного в Центральный округ: ПФО получает население с востока и севера и «отдает» его в Центр. Транзитность округа выражена тем сильнее, чем слабее миграция из стран СНГ в Россию и, следовательно, чем в большей мере для обеспечения потребностей Центра подключается внутренняя миграция. Резкое сокращение миграции из стран СНГ уже привело к трехкратному росту общей убыли населения ПФО и утрате его преимуществ перед другими округами (кроме Центрального) по привлекательности для мигрантов. Жесткая миграционная политика по отношению к гражданам СНГ угрожает ПФО (как и другим округам) потерями населения в пользу Центрального округа.

Как показали региональные исследования, процесс сокращения численности населения стал почти повсеместным явлением, миграция не всегда компенсирует естественную убыль даже в пограничных с Казахстаном районах. Крупные города округа стагнируют и слабо притягивают даже окружающее население. Титульные народы республик, входящих в ПФО, постепенно стягиваются в их пределы (кроме мордвы), однако этот процесс идет медленно, в небольших масштабах и не может серьезно изменить сложившийся межэтнический баланс.

Миграционный тренд Приволжского округа практически повторяет общероссийский: и для того, и для другого характерен подъем в начале 1990-х гг., а затем быстрое падение почти до нулевых отметок к 2001 г.

Увеличение миграционного прироста ПФО в 1991-1995 гг. как и по России в целом, было обусловлено главным образом сокращением выезда из округа, а не ростом въезда, как принято думать. Напротив, уменьшение прироста в последующем обусловлено в основном сокращением въезда. В целом, миграционный прирост во второй половине 1990-х гг. был почти в 2 раза меньше, чем в первой половине (408 и 758 тыс. чел. соответственно). В Приволжском округе до 1995 г. миграция не только полностью компенсировала естественную убыль населения, но и обеспечила не который его рост (на 337 тыс. чел. или более чем на 1 % 1991-1995 гг.), тогда как по России население сократилось (на 0,3 %). В последующем население округа убывало почти так же быстро, как и по стране в целом (-1,8 % по округу и -2,5 % по России 1996-2001 гг.). Если в 1996-1998 гг. миграция все же возместила значительную часть естественной убыли населения в округе (65 %), то в последующие годы ее роль сошла на нет. В основном вследствие уменьшения миграции размеры сокращения численности населения в округе почти утроились (469 тыс. чел. в 1999-2001 гг. против 154,5 тыс. чел. в 1996-1998 гг.).

Окружные миграционные тренды по городскому и сельскому населению в общих чертах тоже очень похожи на российские. И для тех и для других характерен поворот миграционных потоков в сторону села и низкий уровень миграционного прироста в городах, свидетельствующий о затянувшейся стагнации процессов урбанизации как в стране, так и в округе.

Приток в сельскую местность в Приволжском округе по интенсивности более чем в 2 раза превзошел среднероссийский уровень. В 1992- 2000 гг. (пока продолжался приток) благодаря миграции сельская местность ПФО получила 336 тыс. чел. населения (3,6 % к населению на начало 1992 г.) со сравнительно молодой возрастной структурой, что замедлило депопуляцию села. В дазьнейшем приток в сельскую местность прекратился, но не из-за того, что усилилась привлекательность городов, а вследствие сокращения общего миграционного притока в округ.

На миграционной карте России ПФО занимает вторую после Центрального округа позицию по привлекательности для мигрантов, но его преимущество на фоне других округов быстро убывает. Если в 1991- 1995 гг. ПФО уступал Центру по миграционному приросту меньше, чем на 20 % (уступая тогда немного и Южному округу), то в следующем пятилетии разрыв стал двукратным.

По относительной величине миграционного прироста за счет внешней миграции Приволжский округ уступал Центральному и Южному округам, а за счет внутренней межокружной миграции - одному Центральному.

Решающую роль в миграционном пополнении населения ПФО играл поток из стран СНГ, который в 1991-2000 гг. превзошел внутрироссийский поток более, чем в 3 раза: за 10 лет нетто-миграция в округ составила 1,2 тыс. чел., в том числе за счет внешней миграции — 871 тыс. и внутрироссийской - 295 тыс. чел. При этом роль внешней миграции возрастает, а участие в ней других стран, кроме СНГ, ничтожно (за 10 лет миграция из других стран составила 36,1 тыс. чел., эмигрировало за пределы СНГ 109 тыс. чел.).

Во второй половине 1990-х гг. иммиграция в округ из стран СНГ быстро сокращалась (с 229 тыс. чел. в 1994 г., когда она была максимальной, до 35,2 тыс. чел. в 2001 г,), что привело к сокращению миграционного прироста за счет этих стран (со 199 тыс. чел. до 2'6,4 тыс. чел. соответственно)3.

В ПФО в основном прибывало население из Казахстана и Средней Азии. Эти два региона обеспечивали три четверти миграционного прироста, полученного за счет стран СНГ. Заметно участие стран Закавказья, представленных поровну (вместе 11 %) и Украины (10 %). Структура миграционного прироста по странам СНГ была довольно устойчива.

Для внутрироссийских миграций было характерно ярко выраженное западное направление, когда каждый регион отдавал население на запад и пополнял его за счет восточных регионов. По мере сокращения притока из стран СНГ транзитная роль СНГ усиливалась.

По результатам внутрироссийской миграции Приволжский округ в 1990-х гг. уступал только Центральному. Устойчивый отток населения из округа шел в столичный регион, Санкт-Петербург с областью, в Краснодарский край и соседнюю Челябинскую область. Получал округ население из Европейского Севера, большинства субъектов Южного и Уральского округов, Сибири и Дальнего Востока. Наиболее интенсивные связи округ имел с соседними областями Уральского, Южного и Центрального округов.

В 1991-1995 гг. ПФО имел положительный баланс в обмене со всеми округами. Сокращение притока из стран СНГ эхом отозвалось на внутренних миграциях, резко усилив аккумулирующую роль Центра, которому стал отдавать население и ПФО. Центральный округ был единственным, где миграционный прирост почти не сократился. Его притягательность проявлялась все более интенсивно, превзойдя уровень 1980-х гг.

В Приволжском же округе миграционный прирост за счет межокружной миграции упал с 215 тыс. чел. в 1991-1995 гг. до 79,5 тыс. чел. в последующие 5 лет. Это падение было обусловлено не только оттоком в Центр, но и уменьшением притока из других округов.

В 1991-1995 гг. в Центральном и Приволжском округах «осели» равные части мигрантов с востока - по 30,5 % миграционных потерь Уральского, Сибирского и Дальневосточного округов вместе, а в 1996-2000 гг. на Центр пришлась почти половина этого потока, тогда как доля ПФО упала до 22 %. Такая динамика непосредственно свидетельствует об усилении транзитности ПФО во внутрироссийских миграциях.

Внутрироссийская миграция в перспективе не может быть существенным демографическим «донором» для ПФО вследствие усиления центростремительности потоков, обусловленного самой высокой естественной убылью населения в Центральном округе в сочетании с высоким потенциалом и быстрым развитием Московского мегаполиса.

Приток мигрантов в округ в значительной степени зависит от потока из стран СНГ. Миграционный потенциал этих стран, в особенности Казахстана и Средней Азии достаточен, чтобы удовлетворить дополнительную потребность России в трудовых ресурсах, по крайней мере до 2010 г. Однако, чтобы «взять» этот потенциал, нужна, во-первых, либеральная миграционная политика, во-вторых, развитый рынок жилья. Если эти предложения не будут реализованы, все большая часть потока из Центральной Азии будет следовать в Центр, а ПФО придется ориентироваться на мигрантов из Китая и других стран, либо развиваться в условиях быстро убывающего населения и демографического «опустения» значительной части территории.

В первой половине 1990-х гг. абсолютно все субъекты округа получали миграционный прирост, в 1997-2001 гг. Мордовия и Кировская область имели отток населения, а в 2001 г. минусовой баланс наблюдался уже в половине субъектов округа, да «плюсы» там, где они сохранились, были крайне незначительны.

В округе отсутствовали явные лидеры и миграционный прирост распределял примерно пропорционально населению субъектов. Основную часть мигрантов притягивали Самарская, Саратовская, Нижегородская области и Татарстан. На эти 4 субъекта, где жило 42 % населения, пришлось 70 % миграционного прироста, полученного округом в течение 1990-х гг. Мордовия, Мари-Эл, Удмуртия, Чувашия, Кировская и Пермская области были в аутсайдерах. Здесь даже в первой половине 1990-х гг. почти не было миграционного подъема4.

В последующие годы внутренние различия сильно нивелировались за счет снижения притока в лидирующие области и республики, так что миграционный ландшафт приобрел монотонный характер. Ни один из субъектов округа не был в состоянии удержать миграционное притяжение с постоянной силой, все скатились почти на нулевой уровень, свидетельствуя о повсеместной стагнации.

В начале 1990-х гг. в числе лидеров была Ульяновская область. Возможно, это было связано с попыткой сохранения «социализма» в отдельно взятой области. Впоследствии это привело к более резкому снижению уровня жизни населения, что немедленно отразилось на миграционных процессах: область стала терять население, главным образом в пользу Самарской области и Татарстана.

На протяжении 1990-х гг. в целом наиболее интенсивно притягивали внешних мигрантов соседние с Казахстаном Оренбургская и Саратовская области, а также Ульяновская область. Внутренние же мигранты более всего тяготели к Саратовской и Нижегородским областям.

В 1992-2001 гг. миграция населения компенсировала естественную убыль в пяти административных единицах ПФО - Татарстане, Башкортостане, Оренбургской, Самарской и Ульяновской областях. В остальных единицах компенсация была неполной, например, в Нижегородской области миграция восполнила менее половины естественной убыли. Но общее положительное влияние миграции на динамику численности населения прослеживалось во всех регионах, за исключением Коми- Пермяцкого АО, где наблюдался небольшой отток населения.

Структура населения ПФО, его географическое положение на границе между Европой и Азией определяли этническую составляющую миграционных потоков. При том, что основную часть мигрантов в округ составляли русские, четверть прироста населения обеспечивался за счет народов, имевших на территории округа национально-территориальные образования. Еще 20 % прироста давали мигранты коренных национальностей стран СНГ. Только два народа округ устойчиво терял: немцев (их численность в 1997-2001 гг. сократилась на 10,4 тыс. чел.) и евреев (на 3,6 тыс.).

В миграционном приросте ПФО, полученном за счет титульных народов округа, преобладали татары - 69 %, велика была доля башкир - 12 % и чувашей - 9 %. На остальные народы приходилось только 10 % титульной группы мигрантов и немногим более 2 % общего миграционного прироста. В той части миграционного прироста, которую формировали титульные народы стран СНГ, преобладали украинцы (39 %), в равной мере были представлены армяне (14 %) и азербайджанцы (13 %), выделялись казахи, таджики, узбеки.

Этническая составляющая миграции из стран СНГ в округе была устойчивой. Почти во всех субъектах Приволжского федерального округа русские и другие титульные народы России, как и в целом по стране, обеспечивали основную часть миграционного прироста. Однако, если в большинстве субъектов их доля превышала 80 %, то на юге округа, в пограничных областях более значимую роль играли мигранты титульных народов стран СНГ. В Саратовской области они давали почти четверть миграционного прироста, а в Оренбургской этот поток был равен потоку этнических россиян. Оренбургская область специфична еще и тем, что только в ней миграционный приток русских сопровождался оттоком мигрантов других титульных народов ПФО, правда, небольшим.

Любопытно, что внешний поток в Оренбургскую и Саратовскую области был более «русским» по составу, чем внутрироссийский: русских в нем большинство, а вместе с другими титульными народами России и украинцами они составляли ок. 88 % внешнего потока. При этом доля украинцев в потоке из Казахстана немногим меньше, чем из Украины (17 % и 20 % соответственно)5.

Среди титульных народов стран СНГ и Балтии в миграционном приросте Оренбургской области выделялись народы Центральной Азии (включая казахов), в Саратовской — народы Закавказья. В миграционном потоке из Казахстана и стран Средней Азии преобладали русские, только в потоке из Таджикистана русских, в силу исчерпания их миграционного потенциала, было столько же, сколько народов Средней Азии. Из государств Закавказья в подавляющем большинстве выезжало титульное население этих стран, так как русских там почти не осталось. Аналогичные тенденции характерны и для страны в целом.

Доля русских в общем миграционном приросте населения округа была наиболее высока в Пензенской и Нижегородской (85 %), Пермской (78 %) областях, самая низкая - в Башкортостане, Татарстане и Чувашии. Однако прирост русских в этих республиках все же был, что не позволяет утверждать, что миграция вела к их вытеснению.

Именно для Чувашии, Татарстана и Башкортостана характерны наиболее этнически окрашенные потоки, с той, однако, разницей, что в Чувашии и Татарстане большая часть (69 %) миграционного прироста обеспечивалась за счет «своих» титульных народов, а в Башкортостане в большей мере за счет татар (45 %), которые очевидно едут в места своего расселения, и в меньшей - за счет башкир (25 %). В Удмуртии, Мордовии и Марий Эл роль этнических миграций скромна. «Перекрестные» этнические миграции между республиками округа были развиты слабо6.

Учитывая, что определенное недовольство принимавших сообществ вызывало появление мигрантов из Закавказья - азербайджанцев, армян, грузин, мы подсчитали их долю в миграционном приросте отдельно. По всему округу они обеспечивали немногим более 6 % миграционного прироста, немного выше их доля в Удмуртии - 14 %, а также в Оренбургской и Саратовской областях - 8-9 %. Небольшой отток закавказцев был отмечен в Мордовии и Коми-Пермяцком АО. Поскольку именно среди мигрантов этих народностей достаточно широко распространено нерегистрируемое проживание, их миграционный «вклад», видимо, более весом, но все же он ниже, чем часто пытаются его представить. Эти мигранты на виду, поэтому кажется, что их больше, чем на самом деле.

В большинстве регионов мигранты практически не нарушали сложившийся межэтнический баланс. В Татарстане и Чувашии отмечалось медленное стягивание титульных народов, сопровождавшееся менее интенсивным притоком русских и других народов, но абсолютные размеры притока были невелики. В приграничных Оренбургской и Саратовской областях существенную роль в миграционном приросте играли народы стран СНГ, прежде всего Казахстана, стран Центральной Азии и Закавказья. Однако этот процесс шел достаточно медленно, по всей вероятности, без видимых резких изменений в жизни принимавших сообществ.

Миграционные потоки внутри ПФО рассредоточены. Население «сдвигалось» в Самарскую, Нижегородскую области и Башкортостан. Однако эти внутренние сдвиги медленны и равномерны, они лишний раз подчеркивали отсутствие динамичных полюсов роста и аморфность социально-экономического пространства ПФО.

Нижегородская область получала население из всех регионов ПФО. Самарская отдавала население Нижегородской области и Удмуртии, но получала из всех остальных. Республика Мордовия. Кировская, Оренбургская и Пермская области являлись основными миграционными «донорами» для других территорий округа. Мордовия теряла население главным образом за счет миграции в Нижегородскую и Самарскую области; из Кировской области население переселялось в соседние Нижегородскую область, республики Татарстан, Удмуртию и Марий-Эл. Население Оренбургской области сокращалось за счет миграции в Башкортостан, Татарстан и Самарскую область. Коми-Пермяцкий АО нес потери в обмене с Пермской областью, этот поток в основном и определял сокращение численности его населения в результате миграции. Нижегородская область получала население из регионов северной части округа - той части, которая раньше входила в состав Волго- Вятского экономического района. Население южной части округа больше тяготело к Самарской области, Татарстану и Башкортостану.

Для изучения миграции на внутрирегиональном уровне выбраны три административно-региональные единицы ПФО: Нижегородская область, Оренбургская область и Республика Удмуртия. Помимо того, что они существенно отличаются по социально-экономическому положению и национально-этническому составу населения, миграционная ситуация них тоже существенно различается.

Нижегородская область - не только центр округа, но и центр притяжения мигрантов. Из 143 тыс. миграционного прироста населения области в 1992-2000 гг. 81.5 тысяч пришлось на миграцию из-за пределов страны и 61,5 тыс. - на миграцию из других российских регионов. При этом миграционный поток отличала достаточно высокая этническая однородность - в нем преобладали русские (85 %). Привлекая население округа, область при этом являлась «донором» по отношению к Московскому региону и ряду других областей Центрального округа.

Оренбургская область имела самую протяженную границу с Казахстаном, ее территория не компактна, этнический состав населения пестрый. Ее наиболее важный миграционный компонент - внешняя миграция. В 1990-х гг. область получила 135 тыс. миграционного прироста за счет стран СНГ и Балтии больше, чем любой другой регион ПФО. Однако во внутрироссийской миграции она теряла население, что позволяет говорить о ней как о своего рода транзитной полосе для мигрантов. Этнический состав мигрантов в область пестрый, что в немалой степени связано с соответствующим составом населения области.

Область отдавала население Центральному и Южному округам, но больше всего соседним регионам ПФО. В отличие от многих других регионов России и ПФО, миграция полностью восполнила естественную убыль населения области, а в начале 1990-х гг. даже способствовала его росту7.

Республика Удмуртия находилась в некотором отдалении от основных миграционных потоков, поэтому приток населения сюда был незначителен. Миграционный прирост складывался в большей степени за счет внешней миграции, но отчасти внутрироссийской, в основном за счет русских и удмуртов.

Углубленное исследование на примере трех регионов показывает, что в конце 1990-х гг. процесс сокращения численности населения внутри регионов стал почти повсеместным явлением. Хуже всего была ситуация в Нижегородской области, где миграционный прирост превысил естественную убыль населения только в двух сельских административных районах и в г. Сарове. Самый распространенный тип динамики численности населения, когда незначительный миграционный прирост не мог компенсировать естественную убыль населения.

В Оренбургской области рост населения отмечен в 4 из 10 административных единиц, в Удмуртии — в 3 из 10, но в большинстве районов и городов население сокращалось8.

Сокращение миграционного потока приводила к тому, что все в большем числе сельских административных районов естественная убыль населения сопровождалось миграционным оттоком. Это сильно ускоряло депопуляцию и процесс старения населения. Село уже не в состоянии было не только обеспечить демографическими ресурсами рост городов или вновь осваиваемых территорий, но даже воспроизвести само себя.

Во всех трех рассматриваемых субъектах отсутствовала выраженная тяга в «столицу» региона. Если она и была, то пока не уловима данными официальной статистики. Так, Оренбург в последние годы терял население, и даже вместе с прилегающим Оренбургским районом миграционный прирост областного центра был меньше, чем его доля в населении области. Нестабилен и относительно невелик был приток населения в Ижевск и Нижний Новгород9.

Однако стремление в крупные города не всегда уловимо по данным официальной статистики. Об этом свидетельствуют, например, данные проверок соблюдения паспортного режима, проводившиеся ПВО ГОРОВД, данные о регистрации граждан по месту пребывания, очень высокая разница цен на приобретение (аренду) жилья между столичными городами и сельской местностью. Во многих сельских районах и малых городах наблюдалась напряженная ситуация на рынках труда, что также заставляло их жителей выезжать на работу' как в региональный центр, так и в другие регионы страны. Например, обследование трудовой миграции, проведенное в г. Сарапуле, показало, что в этот процесс было втянуто почти каждое третье домохозяйство города. При этом около 30 % мигрантов ездили на заработки в Ижевск, 15 % - в Москву, 11%- в северные города Тюменской области, 7 % - в Казань, столько же в Екатеринбург и др.

Более детально роль региональной «столицы» - города-миллионера - рассмотрена на примере Нижегородской области. Как известно, Нижний Новгород являлся четвертым по величине городом Российской Федерации (после Москвы, Санкт-Петербурга и Новосибирска) и первым в ПФО. Являлся ли он центром притяжения мигрантов?

Нижний Новгород притягивал мигрантов слабее, чем другие города области и особенно сельская местность, его доля в миграционном приросте не дотягивала даже до его доли в населении. Во внутрироссийской миграции Нижний Новгород и другие города области получили соответственно 11,5 и 17,5 тыс. чел., то есть миграционный прирост распределился в соотношении 40 % на 60 %, при практически равной доле «столицы» и других городов в населении области.

Внутриобластной отток населения из сельской местности (в 1997- 2002 гг. -- 4,8 тыс. чел.) прошел мимо Нижнего Новгорода и был принят другими городами области. «Столица» же теряла население за счет эмиграции в страны дальнего зарубежья (-1,2 тыс. чел.)10.

Таким образом, если оперировать данными официальной статистики, никакой особой роли Нижний Новгород как «столица» области не выполнял. Насколько он притягивал временных и нерегистрируемых мигрантов, выяснить пока не представляется возможным. Самым существенным сдерживающим фактором миграции в Нижний Новгород являлись, прежде всего, цены на жилье, как на приобретаемое, так и на арендуемое, которые значительно выше, чем в других городах области и, особенно в сельской местности. Дифференциация цен на рынке жилья — существенная общероссийская проблема, серьезно тормозящая перераспределение населения и свободный переток рабочей силы как между отдельными регионами, так и населенными пунктами.

Как известно, крупные города - это опорный каркас расселения, узловые центры экономической и деловой активности. На территории Приволжского Федерального округа на начало 2002 г. было 5 городов- миллионеров. Ни один из них не отличался не только динамичным рослом, но и просто ростом. С начала 1992 г. численность населения, проживавшего в 5 городах-миллионерах ПФО, сократилась с 6,0 млн. чел. до 5,7 млн., или почти на 6 %. Эта динамика в точности повторяет общероссийский тренд. Доля 5 городов-миллионеров в населении ПФО в сравнении с началом 1990-х гг. немного сократилась (на 0,9%), однако в 2000-х гг. она стабилизировалась, что позволяет говорить о преодолении наиболее острого кризиса в их развитии. Скорее всего, роль их даже постепенно посла, но пока этот рост не уловим по официальным данным.

Крупнейшие российские города в последние десятилетия росли почти исключительно за счет миграции, и впредь только миграция способна поддерживать их рост, поэтому политика по сдерживанию миграции в крупнейшие города не имеет под собой основы, тем более в ситуации, когда их население сокращается.

В соответствии с Законом о пребывании иностранцев к незаконным мигрантам относятся лица: незаконно въехавшие в Российскую Федерацию; въехавшие на законных основаниях, но нарушившие правила пребывания (лица с просроченными визами; неисправными документами, не зарегистрированные по месту жительства; занимающиеся деятельностью, не соответствующей характеру визы и т. д.); трудовые мигранты из числа иностранных граждан, если они занимаются трудовой деятельностью без лицензии, независимо от того, зарегистрированы они или нет по месту жительства.

Данные пограничной статистики не позволяют составить полное представление о масштабах нелегальной иммиграции. Так, согласно справке по пассажиро-грузопотоку лиц и транспортных средств через пункты пропуска в зоне ответственности ОКПП «Оренбург» (объединяет 17 ППР на протяжении 1,9 тыс. км российско-казахстанской границы) за 1999 - первую половину 2002 г. выявлено 216 незаконных мигрантов, при том, что всего было пропущено за этот период 2,8 млн. иностранных граждан.

Не позволяют составить адекватного представления о масштабах нелегальной иммиграции и данные постов иммиграционного контроля. Так, по информации территориального органа по вопросам миграции Оренбургской области, за 2001 г. из 65 тыс. иностранных граждан и лиц без гражданства, прошедших иммиграционный контроль, 1,1 тыс. чел. были депортированы; за 9 месяцев 2002 г. депортированы были 472 чел. из 83,6 тыс. прошедших иммиграционный контроль. В то же время, по данным ФПС, в 2001 г. через границу были пропущены 1 млн. иностранных граждан, то есть пункты иммиграционного контроля прошли только немногим более 6 % всех иностранцев, въезжавших в Россию на данном направлении.

Не позволяют с удовлетворительной степенью точности оценить масштабы нелегальной иммиграции и данные управлений паспортно-визовой службы ГУВД, хотя эти органы ведут систематический контроль за соблюдением правил проживания и пребывания иностранных граждан на вверенных им территориях. Специалистами была собрана информация от органов внутренних дел Нижегородской, Оренбургской областей и Республики Удмуртии. Судя по количеству административных протоколов, составленных за нарушение Правил пребывания иностранными гражданами и лицами без гражданства, их количество на территории указанных субъектов Федерации составляет от 3 до 18 тыс. чел., причем далеко не исключено, что в течение года одно и то же лицо подвергалось штрафным санкциям неоднократно.

Является ли нерегистрируемая миграция проблемой крупных городов? Использование информации органов внутренних дел, осуществляющих контроль за пребыванием иностранцев, позволяет заключить, что отчасти это так. Анализируя данные по Оренбургской области, где проверки органами внутренних дел правил пребывания и проживания иностранных граждан и лиц без гражданства носили наиболее массовый характер, видно, что при доле Оренбурга в населении области в 24 % доля иностранцев, подвергнутых здесь административным санкциям, составила 48,7 % в 2000 г. и 47,5 % в 2001 г., то есть вдвое выше. То же и по Оренбургскому району. Напротив, в городах областного подчинения и районах «плотность» выявления нелегально проживавших или прибывавших иностранцев была существенно ниже доли этих городов и районов в населении области11. Если рассматривать отдельно граждан стран СНГ и граждан других государств, то последние тяготеют к «столице» области и городам еще более отчетливо. Однако, такая ситуация скорее всего сложилась вследствие разной интенсивности и полноты проверок органами внутренних дел указанной категории лиц в областном центре и других городах и районах области. Так или иначе, эта проблема для крупных городов, видимо, все же более остра. Приведенные данные отчасти опровергают расхожее мнение, что нелегально проживавшие иностранцы активно осваивали приграничные территории области.

Региональные органы власти дают свои оценки нелегальной миграции на вверенных им территориях. Так, из Записки по обоснованию правового статуса приграничных территорий Оренбургской области следует: «По неутонченным данным, в области более 200 тысяч незаконных мигрантов, тревожит факт увеличения чеченских семей по обе стороны границы (до 400 с каждой стороны)». Но что понимают в областях под незаконной миграцией? В Записке по проблемам приграничного взаимодействия и социально-экономического развития приграничных территорий Оренбургской области сказано: «За последние 10 лет в область прибыло около 200 тысяч мигрантов. При этом только 70 тысяч получили официальный статус беженцев и вынужденных переселенцев». Следовательно оставшиеся 130 тыс. - это незаконные мигранты или законопослушные граждане (и неграждане), не посчитавшие необходимым (и не имевшие на то никаких оснований) обращаться за статусом беженца или вынужденного переселенца. Когда же речь идет о более конкретных вещах, оценки становятся куда более скромными: по мнению руководства территориального органа службы занятости в Оренбургской области, общая численность работавших на территории иностранных граждан, с учетом «сезонников» находится в пределах 10 тыс. чел.

На основании чего органами власти на местах даются оценки масштабов нелегальной миграции, во много раз превышающие цифры ведомств, ответственных за контроль ситуации данной сфере, - не известно. Другое дело - зачем, с какой целью «запускаются» такие большие цифры? Единственное разумное объяснение тому скрывается в сути бюрократической логики решения проблем: это делается для того, чтобы обосновать необходимость существования и дальнейшего расширения штатной численности и увеличения объемов финансирования силовых и правоохранительных структур, занятых миграционным регулированием.

Реальной оценки масштабов нелегальной иммиграции применительно ко всей России нет и на федеральном уровне. В конце 2001- начале 2002 г. эти оценки колебались в пределах от 1,5 до 15 млн. чел., то есть расходились в 10 раз. Максимальные цифры назывались представителями МВД и Администрации Президента. Так, по данным Министерства внутренних дел, в России незаконно проживали 10-12 млн. иностранцев. По данным Администрации Президента, общее количество иностранцев превышало 10 млн. чел., около половины из них - нелегальные иммигранты.

Более скромно в оценках руководство созданной в апреле 2002 г. Федеральной миграционной службы МВД России. ФМС заявила о 6 млн. незаконных мигрантов, которые работали в России. В то же время, по данным Министерства внутренних дел, в России постоянно проживали до 1,5 млн. нелегальных мигрантов, а периодически только в Москву приезжали до 5 млн. сезонных рабочих. Позднее оценки масштабов нелегальной иммиграции стали еще более сдержанными. В августе 2002 г. ФМС сообщила, что «на сегодняшний день в России официально зарегистрированы только 300 тысяч «трудовых мигрантов», что составляет в среднем одну 10-15-ю часть от их реального числа». По появившемуся летом 2002 г. сообщению пресс-службы МВД России, «в настоящее время на территории России находится около 1,5 миллионов иностранных граждан и лиц без гражданства с неопределенным правовым статусом, занимающихся незаконной трудовой деятельностью и не платящих налоги». Цифра в 1,5 млн. впервые была озвучена в 1996 г. и с тех пор повторяется без каких-либо обоснований.

Усложнение процедуры оформления законного пребывания иностранных граждан в России хотя и направлено на улучшение их учета, на деле может обернуться увеличением численности незарегистрированных мигрантов, де-факто проживавших в стране длительное время. Недоучет сильно искажает реальную картину миграции. Возможно даже, что зафиксированное официальной статистикой сокращение въезда в Россию в конце 2000 г. и в 2001 г. было в значительной мере фиктивным, отражало не столько сокращение иммиграции из республик бывшего СССР, сколько ее возросший недоучет. Дело в том, что с 1 октября 2000 г. на мигрантов — граждан стран СНГ был распространен порядок регистрации, применяемый в отношении граждан стран «традиционного» зарубежья. Регистрации по месту проживания теперь предшествовала процедура получения вида на жительство. Его получение было сопряжено со значительными трудностями. Так, по данным ПВУ Республики Удмуртии, по более чем половине поданных заявлений на предоставление вида на жительство в 2001 г. так и не было принято положительного решения.

Заявители реально проживали на территории республики, но они статистикой не были учтены. Так что такие действия властей в области учета миграции вывели еще большую ее часть в тень.

В какой-то мере это предположение подтверждается данными зарубежной статистики. Так, сравнение данных российских и казахстанских официальных источников12 показывает, что в 2001 г. российская статистика недоучла как минимум 31 тыс. мигрантов из Казахстана, а с учетом того, что ежегодно оценка численности выбывших из Казахстана была меньше, чем прибывших в Россию на 5-30 % (выбытия учитывались хуже, чем прибытия), то цифра недоучтенных мигрантов должна быть еще увеличена.

Есть надежда, что введение миграционных карт, при условии, что процесс будет организован на должном уровне, позволит получить более реальную картину миграции в Российской Федерации. Иначе этот процесс будет бессмысленным и усилия по введению карточек «уйдут в носок».

Таким образом, пока оценки нынешних масштабов нелегальной миграции, а значит и миграционного обмена России с другими странами, едва ли могут считаться достаточно надежными. Это объективно Ограничивает и возможности анализа миграции населения. Однако выскажем предположение, что нелегальная миграция по масштабам не превышает легальную, особенно невелико расхождение в цифрах в Сельских районах и малых городах. Видимо, в пространственном отношении нелегальная иммиграция более тяготеет к крупным городам. Что же касается национального состава нелегальных иммигрантов, нет достаточных оснований связывать его с какой-либо одной группой, так как и России сейчас большие трудности с регистрацией имеют и русские, и мигранты из числа других титульных народов России, прибывающие из стран СНГ. Масштабы нерегистрируемости славян объективно велики еще и потому, что милицейские акции реже направлены против них, их сложнее «выхватить» из толпы, ведь все акции типа «Иностранец», «Вихрь-антитеррор» направлены прежде всего на лиц некоренной национальности.

Подавляющая часть незаконных мигрантов - это трудовые мигрангы, осуществляющие трудовую (в том числе коммерческую) деятельность, не имея на то официального разрешения, либо в дополнение к этому, не имеющие регистрации по месту жительства. В Приволжском округе это главным образом мигранты из СНГ, о чем красноречиво свидетельствует. Заметим, что и лица без гражданства из числа приезжих — это тоже чаще всего жители СНГ, не определившиеся с гражданством 13.

На основании исследований, единовременная численность трудящихся мигрантов из стран СНГ в России оценивается в 3-4 млн. чел. Эта величина довольно устойчивая, но люди, ее образующие, в своем большинстве постоянно меняются. Если из указанного числа трудовых ми- I рантов на долю Приволжского округа отнести часть, соответствующую доле округа в населении страны, получим примерно 600-800 тыс. трудовых мигрантов из СНГ, на любой момент находящихся в округе.

Все ли они незаконные? Согласно тем же исследованиям, каждый второй трудовой мигрант имеет регистрацию по месту жительства. Значит, примерное число незарегистрированных составляет 300-400 тыс. чел. Это число включает и «челночных» торговцев.

Прогноз населения Приволжского федерального округа рассчитан как составная часть прогноза населения России. При этом для начального прогнозного периода (до 2008 г.) были использованы данные о рождаемости, смертности и возрастной интенсивности миграции населения округа.

Прогноз построен как сочетание трех сценариев. Прогнозные сценарии сформулированы с учетом следующих предпосылок. Высокий сценарий объединяет высокие варианты сценариев рождаемости, продолжительности жизни и миграции. Его естественно связать с оптимистическим вариантом социально-экономического развития страны, хотя положительные сдвиги в экономике не обязательно гарантируют рост продолжительности жизни, ни тем более, повышение уровня рождаемости.

Средний сценарий связывается с постепенным улучшением социально-экономической ситуации в России, но более медленными темпами, чем при высоком варианте. Этот вариант представляется наиболее вероятным.

Низкий сценарий исходит из пессимистического варианта социально-экономического развития. Сохранение сложившейся или ухудшение экономической ситуации, скорее всего, приведет к сохранению высокого уровня смертности и делает маловероятным повышение рождаемости.

Все три сценария рождаемости исходят, прежде всего, Из опыта европейских стран, где снижение рождаемости, которое в России наблюдалось в 1990-х гг., началось раньше, а к настоящему времени ситуация в значительной мере стабилизировалась.

Низкий вариант исходит из гипотезы, что подъем рождаемости в 2000-х гг. временное явление, и что снижение рождаемости будет продолжаться, замедляясь, а ее уровень стабилизируется на минимальном зафиксированном в Европе показателе 1,1, что произойдет после 2008 г. Средний вариант предполагает некоторое повышение рождаемости до отметки 1,4 рождения на 1 женщину. Высокий вариант допускает, что наметившийся в 2008 г. подъем рождаемости - долговременное явление. Согласно этому сценарию уровень рождаемости через 10 лет (то есть в 2019 г.) будет практически равен среднему ожидаемому числу детей у женщин 1965-1974 гг. рождения (1,6)14. Однако необходимо отметить, что такой сценарий маловероятен.

Как известно, в России на протяжении более чем 35 лет наблюдается рост уровня смертности, поэтому при разработке сценариев смертности нельзя рассчитывать на скорые успехи в увеличении продолжительности жизни. Трудно допустить и то, что рост смертности в России продолжится. Наиболее вероятная прогнозная траектория - постепенная стабилизация смертности, а затем, скорее всего, медленное снижение.

Согласно низкому сценарию, в ближайшие годы уровень продолжительности жизни стабилизируется на среднем уровне, характерном для 2008 г. Лишь после 2019 г. начнется рост продолжительности жизни. Темп роста заложен весьма низкий, в 3 раза ниже, чем в странах ЕС в 1970- 1980-х гг.

Высокий сценарий предполагает, что в ближайшие годы повторится рост продолжительности жизни, наблюдаемый в 1994-1998 гг., а затем продолжительность жизни для мужчин и женщин (суммарно) будет расти со скоростью 0,1-0,2 года в 1 год. Это примерно на 1/3 медленнее, чем в странах Европейского союза в 1970 — 1980-х гг.15 Высокий сценарий может реализоваться лишь в условиях устойчивого и быстрого экономического роста и больших вложений в социальную сферу, особенно в обеспечение здоровья населения.

Средний сценарий также связывается с постепенным улучшением социально-экономической ситуации в России, но относительно медленными темпами. Предполагается, что, к 2015 г. восстановится уровень продолжительности жизни 1998 г. Такое развитие событий весьма вероятно, если принять во внимание, что причина недавних колебаний уровня - последствия антиалкогольной кампании. Предполагается возвращение продолжительности жизни к уровню, характерному для начала 1980-х гг., когда без особых видимых причин рост смертности прекратился, и уровень продолжительности жизни в России стабилизировался. Этого можно ожидать в 2010-2012 гг. Затем предполагается устойчивый рост продолжительности жизни, темп которого будет в 2 раза ниже, чем в странах ЕС.

Прогноз миграции привязан к среднему варианту сценариев рождаемости и средней продолжительности жизни. При этом все три варианта прогноза миграции в той или иной степени экстраполяционные, так как все они предполагают, что тенденция сокращения нетто-миграции будет продолжаться, но с разной скоростью. Низкий вариант — это вариант с нулевой миграцией, экстраполирующий ситуацию 2008 г. Средний и высокий варианты предусматривают вначале продолжение спада миграции, а затем медленный ее подъем.

С позиций понимания будущей демографической ситуации большой интерес представляет прогноз нетто-миграции, необходимой для сохранения численности населения на стабильном уровне, когда миграция полностью замещает естественную убыль населения (в качестве исходного принят уровень 2008 г.). Этот прогноз позволяет почувствовать пределы возможного роста населения17.

Поскольку прогноз по ПФО опирается на прогноз по России, предполагается, что доля ПФО в общероссийской нетто-миграции останется постоянной и одинаковой во всех вариантах прогноза.

Размеры миграции, необходимой для компенсации естественной убыли населения до 2015 г., на фоне показателей прошлого десятилетия не кажутся невероятными. Однако не надо забывать, что высокий уровень 1991-1995 гг. (758 тыс. чел.) был достигнут в условиях массовой репатриации и бегства из стран СНГ18. В последующем такие масштабы миграционного притока могут быть обеспечены только благодаря подключению иммиграции из-за пределов СНГ. Кроме того, трудно предположить рост миграции в условиях такого жесткого миграционного законодательства, как в России. Уровни замещающей миграции 2016- 2030 гг. чрезвычайно высоки, практически невероятны, соответственно почти невероятным выглядит и сценарий сохранения численности населения на стабильном уровне.

Расчеты показывают, что население ПФО в перспективе сокращается по всем вариантам прогноза: на 27,5 % до 2031 г. по низкому варианту, на 17,4 % - по среднему и на 10 % - по высокому. Население округа несколько сокращается даже по варианту с замещающей миграцией - при условии, что по миграционной привлекательности ПФО по-прежнему будет уступать Центральному округу. Нисходящий тренд будет продолжаться непрерывно, но до 2016 г. спад будет относительно плавным, а затем ускорится. В случае если миграционный приток будет отсутствовать, убыль населения в округе за первые 15 лет составит 3,8 млн. чел. по низкому варианту прогноза (12,2 %) и 2,1млн. чел. (6,6 %) - по среднему варианту прогноза, за последующие 15 лет - 5 млн. чел.(17,9 % к 2016 г.) и 3,4 млн. чел. (12,2 %), соответственно. Суммарная убыль населения в 2031 г. достигнет 27,5 % по низкому варианту прогноза и 17,4 % по среднему19. Напомним, что оба эти варианта ориентированы на развитие рождаемости и смертности по средним сценариям, что требует больших усилий со стороны государства. Поэтому низкий вариант динамики населения тоже необходимо рассматривать как весьма возможный.

Даже при гипотезе, что иммиграция в Россию будет столь интенсивной, что обеспечит стабильную численность населения страны, население Приволжского федерального округа сократится на 3 %.

Сокращение численности населения будет ростом численности лиц пенсионных возрастов. После некоторого спада к 2009 г. этот рост продолжится по крайней мере до 2022 г., а по высокому варианту и прогнозу с замещающей миграцией - до конца прогнозного периода. Число лиц пенсионных возрастов возрастает к 2031 г. на 4 % по низкому варианту и на 23 % по высокому.

Процесс старения возрастной структуры населения почти не зависит от размеров нетто-миграции в регион: доля лиц пенсионных возрастов колеблется от 29,7 % по низкому варианту до 27,4 % - по замещающему. Миграционный эффект может сказаться за пределами рассматриваемой 20-летней перспективы.

Высокими темпами будет сокращаться численность трудоспособной части населения - от 29 % по низкому варианту до 19 % - по высокому к 2031 г. Даже по замещающему варианту сокращение достигает почти 8 %, причем наиболее быстро трудоспособное население будет сокращаться в течение 10-летия (2011-2020 гг.), в то время как в ближайшие годы его численность несколько увеличится. Наиболее плавный тренд свойственен низкому варианту 20.

В результате сокращения трудоспособного контингента заметно возрастет нагрузка пожилыми (отношение численности лиц пенсионных возрастов к численности трудоспособных возрастов). Рост составит 1,5 раза к уровню 2002 г. Если в 2002 г. 1 тыс. работников должна была заработать на пенсию 345 пенсионерам, то в 2016 г. - 407, а в 2031 г. — 505 21. Благоприятная сторона перспективы заключается в том, что в ближайшем 10-летии нагрузка пожилыми почти не увеличится.

Прогнозные тренды детской возрастной группы не столь плавны - заметна волна спада (в основном до 2011 г.), затем подъем, и снова спад, что зависит от колебаний численности материнских поколений.

Но в целом число детей сократится - к 2031 г. на 56 % по низкому варианту и на 20 % - по высокому. Иными словами, воспроизводственный потенциал населения будет становиться все меньше.

Сокращение численности детей связано, прежде всего, с низким уровнем рождаемости в регионе. Поскольку основная часть иммигрантов - лица рабочих возрастов, прогноз с замещающей миграцией предсказывает большее сокращение численности детей (на 23 %), чем вариант с высокой рождаемостью. И в этом отношении оздоровительное влияние миграции скажется за пределами 2030 г.

В то же время, благодаря ожидаемому сокращению численности детей, общий рост демографической нагрузки (отношение численности детей и пожилых к численности трудоспособных) в ПФО будет вполне умеренным: по низкому варианту она увеличится на 6 %, по среднему — на 15 %, а по высокому - на 26 %. В настоящее время показатель демографической нагрузки в Приволжском федеральном округе на 13 пунктов выше среднероссийского. Благодаря особенностям возрастной структуры в прогнозном десятилетии (2011-2019 гг.) нагрузка окажется ниже, чем по стране в целом, но к концу периода различия нивелируются22.

Средний возраст населения ПФО в начале 2002 г. составлял 36,7 лет и был на 1,1 года меньше, чем по России в целом. К 2031 г. средний возраст увеличится: по низкому сценарию - до 43,5 лег, по высокому - до 41,1 года. Отличия от России по всем сценариям сократятся до 0,9 лет.

Важные выводы, которые следуют из рассмотрения всех вариантов прогноза, состоят в том, что в перспективе двух ближайших десятилетий: в ПФО неизбежно произойдет сокращение населения, в том числе его трудоспособной части; регулирование темпов сокращения в решающей степени зависит от миграции и в значительно меньшей степени от возможностей регулирования рождаемости и смертности; особенности динамики возрастной структуры населения (ее постарение, стремительное сокращение трудоспособного контингента и еще более стремительное - детской группы) устойчивы при всех вариантах динамики составляющих прогноза, поэтому могут оцениваться как весьма вероятные, даже значительный приток населения не может переломить эти тенденции; низкий вариант прогноза вскрывает глубину демографического кризиса, который ожидает ПФО при сохранении нынешних уровней рождаемости и смертности и при дальнейшем сокращении миграционного притока: уменьшение населения почти на 9 млн. чел., в том числе на 5,6 млн. чел. его трудоспособной части, более чем двукратное сокращение детской группы и падение ее доли в населении до 11,4 %23.

Все это свидетельствует о безотлагательной необходимости мер демографической политики, прежде всего по оздоровлению населения и обеспечению притока мигрантов.

Заметим, что перспективы изменения численности и состава населения в ПФО весьма мало отличаются от общероссийских, что является следствием не только сценарной гипотезы о дальнейшем сближении показателей воспроизводства, но главным образом их близости в настоящее время.


Приложения

1. 1.Анализ сложившейся системы управления миграционными процессами базировался на изучении научных публикаций, СМИ, статистических и аналитико-правовых баз данных и полевых исследованиях (включая экспертные интервью) в ПФО, а в его пределах - в 3-х избранны субъектах Федерации (в Удмуртии, Нижегородской и Оренбургской областях) и двух муниципальных образованиях Оренбургской области и даже их частях. «Игра масштабами» (от округа в целом до сельсовета/деревни) дает возможность судить о реальном и желаемом распределении функций в области миграционной политики.

2. Предположительная численность населения Российской Федерации до 2016 г.: Статистический бюллетень. М. 2001. С. 7.

3. Подсчитано по: Государство. Доклад Центра стратегических исследований Приволжского федерального округа. М., Нижний Новгород 2002. С. 61.

4. Подсчитано по: Государство ... С. 60-67.

5. Подсчитано по: Государство ... С. 74.

6. Аргументы и Факты, 10 апреля 2002 г.

7. Подсчитано по: Государство ... С. 77.

8. Подсчитано по: Государство ... С. 78.

9. Подсчитано по: Государство ... С. 80.

10. Подсчитано по: Государство ... С. 82.

11. Подсчитано по; Государство ... С. 83.

12. Подсчитано по: Государство ... С. 84.

13. РИА «Новости», 24 июля 2002 г.

14. Подсчитано по: Государство ... С. 89.

15. Подсчитано по: Статистический ежегодник Казахстана 1998 г. Астана. С. 56: Демографический ежегодник Казахстана 1994 г. Астана. С. 243; Уровень жизни населения в Казахстане 2000 г. Астана. С. 19: Численность и миграция населения Российской Федерации в 1994-1999 ГГ. М., 2000; Государство ... С. 120.

16. Подсчитано по: Государство ... С. 121.

17. Подсчитано по: Государство ... С. 123.

18. Подсчитано по: Государство ... С. 124.

19. Подсчитано по: Государство ... С. 125.

20. Подсчитано по: Государство ... С. 128.

21. Подсчитано по: Государство ... С. 133.

22. Подсчитано по: Государство ... С. 136.

23. Подсчитано по: Государство ... С. 143.