Политика мультикультурализма как модель и возможный вариант решения этнонациональных проблем в современных поли- культурных обществах вызывает огромный интерес в широких обществоведческих кругах. Актуализация этой проблематики связана с полиэтничностью, разнообразием культур, и в особенности с ситуацией непрекращающихся миграционных волн, следствием чего растет эскалация социальной напряженности, возникают новые конфликтные зоны между принимающим обществом и мигрантами. Под влиянием мировых миграционных и политических процессов, порожденных противоречивым характером глобализации, в современном мире трансформируются социальные структуры стран, нарушаются сложившиеся формы жизни и социальные связи.

Опыт полиэтничных государств по формированию этнической политики, результатом реализации которой предполагается внутренняя консолидация и интеграция многокультурного сообщества, разнообразен и специфичен. Между тем, есть смысл говорить о характерной для демократических государств мира общей тенденции в изменении оснований данной политики. Речь идёт о трансформациях стратегий этнической политики поликультурных стран в XX веке: от ассимиляторских к мультикультурным.

Культурное многообразие полиэтничного государства вплоть до середины XX века представлялось одним из факторов его возможной внутренней дезинтеграции, ведущей к сепаратизму и утрате территориальной целостности. Вследствие этого, одной из важнейших целей этнической политики становилось формирование единой политической нации посредством преодоления культурного и этнического многообразия. Данная политика нациостроительства (формирования политической нации, согражданства) основывалась на идее утверждения преодолимости культурных различий(1).

Важнейшей стратегией этнической политики того времени становится ассимиляция культурных меньшинств. Политика ассимиляции выступала гарантом будущей стабильности многокультурного государства, необходимым условием приобщения малых культур к высоким культурам. Указанное приобщение расценивалось в качестве исключительно полезного и позитивного для самих культурных меньшинств.

Самым ярким примером последовательной реализации политики преодоления культурного многообразия являются США. С начала XX века и вплоть до 60-х гг. XX века в этнической политике США доминируют ассимиляторские стратегии. Базовые идеи их состояли в том, что усилия правительства, направленные на культурную и социальную ассимиляцию (вдобавок к естественной биологической ассимиляции), должны были привести к максимально возможному единообразию, размыванию этнических границ и формированию единой политической нации - «американцы»(2).

Следует отметить, что усилия американского государства по формированию единой американской нации имели свои определённые положительные результаты. Так, например, были достигнуты неплохие успехи в плане языковой, культурной и политической ассимиляции. Тем не менее, заявлять об абсолютном успехе политики ассимиляции не приходится, так как и прежние идентичности оставались и остаются значимыми для большинства американских граждан(3). Уже к середине XX века стало очевидным, что последовательная реализация курса на преодоление культурного многообразия посредством слияния различных этнических групп в государстве в одну гражданскую нацию не даёт ожидаемых результатов.

Несостоятельность ассимиляторских стратегий актуализировала проблему выработки новой стратегии этнической политики. Такой стратегией становится политика «мультикультурализма», направленная на внутреннюю интеграцию полиэтничного сообщества при одновременном поощрении культурного многообразия. Демократические государства мира начинают признавать ценность культурного многообразия и «перестают считать культурную неоднородность тем, что подлежит преодолению или устранению»(4). Так, культурное многообразие полиэтничного общества позиционируется уже не как фактор дезинтеграции, но, напротив, как условие его сохранения, а культурная фрагментация государства не противоречит идее национального единства. Лозунг «Единство в многообразии» становится модной политической риторикой.

Следует отметить, что мультикультурализм как идеология и политика во многом был подготовлен социополитическими, социоэкономическими, культурными вызовами середины XX века. Прежде всего мультикультурализм стал ответом на кризис и распад колониальных систем, а следствием этого и на кризис тогдашних теорий нации, ответом на появление новых гегемонистских центров и оживление международных контактов и миграционных потоков, учащение проявлений экстремизма в тех странах, которые столкнулись с проблемой больших диаспор. Следует также признать, что проблему диаспор создали сами же правящие круги западных стран, широко открыв двери мигрантам из своих бывших колоний в поисках дешевой рабочей силы и для решения демографической проблемы. Как отмечают многие исследователи данной проблемы, такое радушие Запада во многом есть и демонстрация «публичного покаяния» последствий колониальной политики, но в ещё большей степени это своего рода презентация, реклама западного образа жизни(5).

Сначала мультикультурализм рассматривался лишь как инструмент адаптации эмигрантов к новой среде обитания с определенными гарантиями сохранения их языковых, культурных, религиозных традиций. В понятие «мультикультурализм» включались, прежде всего, терпимость к широкому спектру культурных отличий, уважение к правам меньшинств, право индивида на выбор приемлемой для него идентичности. Однако в дальнейшем этот термин постепенно приобрел идеологическое звучание и сейчас все больше ассоциируется со специфической формой либеральной идеологии и стратегическим приоритетом достижения согласия в полиэтнических и поликультурных социумах. Современные теоретики мультикультурализма (Р. Брубейкер, Р. Баубек, Э. Балибар, А. Зольберг) отстаивают «дифференцированное гражданство», «особые права подчиненных меньшинств». «Транснациональное гражданство» рассматривается, в частности, как эффективный способ включения иммигрантов в политическую жизнь объединенной Европы.

Впрочем, понятие «мультикультурализм» довольно расплывчатое. Ни одна отрасль современного социогуманитарного знания не дает четкого ответа на вопрос о том, что собой представляет «мультикультурализм» - теорию, концепцию, доктрину, философскую систему. Не существует и согласованного осознания того, как следует рассматривать соответствующую политику - как мегатренд мирового развития, или как ситуативную реакцию на проблемы, порожденные сложностью адаптации иммигрантов к новым условиям проживания.

Однако в контексте новых вызовов и рисков, связанных с превращением миграции в транснациональное явление, с активизацией фундаменталистских течений и экстремистских проявлений, - политика мультикультурализма, как попытка мягкого инкорпорирования в чужое национальное тело, претерпевает критическое переосмысление. Столкновение секулярной западноевропейской системы ценностей с религиозной мусульманской и большой наплыв мигрантов все активнее провоцируют протесты и негативные эмоции в европейских странах и в США. То, что в теории выглядело почти самоочевидным, на практике вызвало немало осложнений вследствие разного исторического опыта культурных общностей и огромных масштабов миграционных процессов. На протяжении последних лет претерпели существенные изменения настроения иммигрантов — уменьшается престижность образования, растет конфессиональная составляющая в определении идентичности, учащаются проявления их активного сопротивления государственной власти. В среде немусульманского населения Запада всё чаще высказывается обеспокоенность но поводу нарастающих явлений дистанцирования иммигрантов от обществ их проживания.

В этой ситуации былая уверенность властей западных стран в необходимости построения поликультурного общества заметно ослабевает. Известно, что культурная унификация является необходимым условием существования нации, в то время как мультикультурализм это основание подрывает. Уже в начале 2000-х гг. данный вывод стал казаться всё более очевидным, и скептическое отношение к проведению мультикультуральной политики стало неё чаще прорываться сквозь принятые с 70-80-х гг. XX столетия нормы политкорректности. Ещё в 2002 г. Официальный Мадрид заявил, что мультикультурализм раскалывает общество. Примечательно, что Испания - страна, которой, согласно логике сторонников этой идеологии, мультикультурализм просто прописан. Ведь опасность раскола на две и более части перед ней стоит не меньшая, чем перед Канадой — родиной политики мультикультурализма. То же можно сказать, например, про Бельгию, или Великобританию. Однако во всех этих случаях планы интеграции на основе новой политики уже сейчас можно считатать несостоятельными. Если резкое заявление руководства Испании в начале нового века отметилось лишь небольшим скандалом в истории новейшей политической жизни Европы, то спустя годы сомнение в принципах мультикультурализма вошло в актуальную политическую жизнь.

Так, Канцлер Германии Ангела Меркель в своём выступлении 18 ноября 2010 г. открыто заявила об абсолютном крахе этой политики, «...ведь различные этноконфессиональные общины Германии живут бок о бок, но не взаимодействуют»(6). Её поддержал премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон. Выступая в Мюнхене 5 февраля 2011 г., он открыто заговорил о негативном отношении к политике «мультикультурализма», которая, по его словам, «...поощряет сегрегацию и представляет угрозу всему жизненному укладу Великобритании. У молодых людей, выходцев из мусульманских стран, не наблюдаются другие идентичности, кроме соотнесения себя с общиной». «Политика «мультикультурализма» нас подвела, - заявил он, - настало время либерализма с мускулами»(7).

В ещё более резкой тональности прозвучало выступление в 2011 году тогдашнего президента Франции Николя Саркози: «Общество, в котором общины просто сосуществуют рядом друг с другом, нам не нужно. Если кто-то приезжает во Францию, то он должен влиться в единое сообщество, являющееся национальным»; «Наш подход состоял в мультикультурализме, в том, что мы будем жить рядом и ценить друг друга - этот подход провалился, совершенно провалился»8. Позже с похожими заявлениями выступили премьер-министры Нидерландов, Бельгии, Австралии и ряда других стран.

Тем не менее, делать вывод об отказе Запада (или, по крайней мере, Европы) от проведения политики мультикультурализма, на наш взгляд, всё же преждевременно. Во-первых, введённые в законодательства многих стран принципы мультикультурализма пока что не отменены и продолжают оставаться идеологической основой для официальной политики. Во-вторых (и это, наверное, самое главное), у нынешних европейских элит, как представляется, нет чёткого плана и идеологии по исправлению ситуации. Есть разочарование в мультикультурализме некоторой их части и полная неопределённость в дальнейших действиях.

И всё же после всей этой серии заявлений старые нормы политкорректности в данном вопросе серьёзно пошатнулись, а поднятие вопроса о рациональности проведения соответствующей политической линии стало банальным. Главный вопрос, который сегодня стоит перед рефлектирующим по данной проблеме общественным сознанием: мультикультурализм действительно способствует интеграции, или только укрепляет межгрупповые, межэтнические барьеры? Исходя из опыта новейшей истории, на наш взгляд, скорее второе.

Реалии сегодняшней политической действительности таковы, что общества, в которых уже долго проводится мультикультуральная политика, не только не стали более интегрированными, но и получили обратный результат. Примером может служить политика канадского мультикультурализма, которая так и не отменила противоречия между франкоязычной и англоязычной частями страны. Квебек продолжает свой путь к отделению и формированию нового национального государства. То же можно сказать и про другие государства, склонные к распаду по этнолингвистическому критерию. При этом появилась масса новых проблем в сфере межэтнических отношений.

Мультикультурализм, искусственно консервируя традиционно-общинные отношения, тем самым препятствует индивидуальной интеграции их членов в гражданское сообщество. Следствием этого наблюдается рост групповых форм идентичности, их реконструкции. Данные тенденции способствуют не разрешению межэтнических конфликтов, а только их укреплению. На наш взгляд, европейский мультикультурализм был скорее всего вызван проблемой социальной «утилизации» побочного продукта применения дешёвой пришлой рабочей силы - детей мигрантов. По именно в этом отношении он показал себя совершенно беспомощным: ведь известно, что зачинщиками крупных уличных беспорядков в недавнем прошлом в парижских предместьях выступали в основном представители третьего поколения приезжих.

Мультикультурализм предполагает этнически структурированное общество, чем только стимулирует этнокультурную дифференциацию, а также, как точно сформулировал отечественный исследователь данной проблемы В. Малахов, способствует «расиализации и этнизации общественного дискурса»(9). Это с неизбежностью приводит к формированию новых волн расизма, этнической ненависти и даже сепаратизма. Как отмечает С. Хантингтон: «В США основную роль сейчас играют уже не этнические, а надэтнические (в основном просто расовые) социальные структуры: «азиаты», «афроамериканцы»»(10).

Ликвидация культурных основ нации в мультикультурализме приводит к новой этнизации, но разрыв между культурой и политикой, введённый в банальное сознание, влечёт и возрождение расового дискурса идентичности. Логически верной, на наш взгляд, представляется позиция российского философа И. А. Гобозова, который в контексте вышесказанного отмечает: «...Мы как бы возвращаемся ко времени начала формирования наций, только движемся по нему в обратную сторону»(11).

Во всех странах мультикультуральной политики заметен значительный рост межэтнической напряжённости, ксенофобии и враждебности к иммигрантам. Вместо интеграции (а именно она заявлялась как главная цель мультикультурализма) распространяется добровольная самосегрегация меньшинств и отчуждённость иммигрантов. Провоцирование центральной властью сегрегации и появление новых гетто влечёт за собой и формирование альтернативных институтов контроля и управления, применяемых только внутри гетто.

Причины провала мультикультурального эксперимента, на наш взгляд, кроятся в недостатках самой её идеологии, а точнее - в её ошибках. Так, например, известно, что чисто политическая интеграция без культурной унификации возможна только в недемократичных обществах, то есть в тех, в которых власть идёт сверху (монархия, авторитаризм) и объединяет всех как подданных посредством принудительной лояльности. В ситуации, когда власть исходит снизу, в стране запущены механизмы политической демократии, тогда культурная унификация оказывается необходимым средством стабилизации общества. В противном случае демократические механизмы просто перестают работать, невозможным становится понятие «воли народа». Следствием этого становятся демарши и уличные бунты, политика быстрыми темпами этнизируется, то есть уходит от старого «общегражданского» принципа.

Идеология мультикультурализма крайне упрощённо рассматривает само понятие «культуры». Культура понимается как памятник истории, требующий максимального сохранения, а люди этой культуры, если уж развивать аналогию, как кирпичики этого памятника, постоянные в своих формах.

Противоречие мультикультурализма в том, что, с одной стороны, признаётся полное право на существование и развитие чужих культур (более того, им предоставляется система защиты и помощи), но, с другой стороны, государство настаивает на признании всеми именно «западных ценностей». Ценностные установки современного Запада признаются универсальными - в отличие от ценностей иных культур, в чём можно усмотреть прямое продолжение колониальных понятий. Последовательный мультикультурализм должен совмещаться с полным плюрализмом ценностей, что, в свою очередь, влечёт и признание иных правовых, в первую очередь судебных систем за различными этнокультурными общинами, а это требование уже по определению не выполнимо.

Утверждение общих ценностей разрушает саму возможность для реализации чистого мультикультурального эксперимента, ведь через это утверждение идёт диктат одной общей культуры — пусть не в национальных её формах, а в более широких — цивилизационных. Если есть общие ценности, значит, есть и общая культура. Нет общей культуры - нет и общих ценностей. Они могут совпадать, но не быть общими. Однако весь опыт человеческой истории свидетельствует, что общество без единых ценностей жить не может. Их отсутствие его просто ликвидирует, превращая либо в стадо, либо в случайное соседство.

Попытка спасти мультикультуральные принципы через идею разделения сфер культуры (а именно эта идея в последние годы представлялась как преодоление многих культурных разногласий) также исходит из крайне примитивного понимания культуры, а потому понимается нами лишь как умозрительный конструкт. Следование общим культурным нормам в публичной сфере, а в приватной своим групповым, на наш взгляд, в социальной практике императив несостоятельный. Человек не может менять культуру, подобно переодеванию в домашнюю одежду, переходя порог дома. Культура не может существовать только в приватной сфере - она по определению общественна, она обязательно публична. Это же касается и общего быта. Для существования общества просто необходимы единые традиции бытового поведения, бытовой культуры, иначе конфликтогенными становятся любые случаи взаимодействия людей. Мультикультуральный быт просто невозможен, так как если формируется общая бытовая среда - формируется и общая культура.

Кроме того, мультикультурализму свойственен целый ряд логических ошибок. Как уже было сказано, эта идеология основана на толерантности как ценности уважения к иным культурным традициям, но такая ценность сама по себе тоже не должна навязываться другим, то есть необходимо признание права носителей иных культур на отрицание мультикультурализма. Требование ко всем общинам признавать нормы мультикультурализма принципиальным образом нарушает их культурную автономию, да и просто разрушает своеобразие их культурных традиций. Это, по сути, делает мультикультуральное общество логически невозможным, а в плане попыток его утверждения - принципиально конфликтогенным.

Сама идея сохранения различных неавтохтонных (чаще всего иммигрантских) культур предполагает создание им условий для существования и развития, но данное требование крайне сложно в исполнении. Достаточно сказать только, что современные западные нации не могут обеспечить другим культурам естественные для них географические (климатические) условия развития. Это же касается и традиционного для них опыта культурного соседства, своеобразного политического развития, полноценной структуры общества.

Тревогу вызывают и те перспективы, которые открываются перед западным миром в свете проведения в жизнь мультикультуральных принципов. Прогресс этнического плюрализма ведёт к межэтнической напряжённости, это уже очевидно. Ситуация

накаляется, что способствует росту в том числе и терроризма. Эскалация этнической напряженности в её проявлениях роста экстремизма, террора, массового хулиганства, недовольных представителей меньшинств или крайне правых представителей, пока ещё большинства, — постепенно становятся банальным фоном европейской жизни. Необходимость как-то бороться с этими явлениями создаёт на новом техническом уровне государство всепроникающего контроля и слежки. Дальше всех в этом деле преуспели США, уже сильно нарушившие принцип невмешательства в частную жизнь, однако по тому же пути идут (и вынуждены идти) все западные государства. Всё это постепенно создаёт на Западе неототалитарные общества, в которых каждый человек рассматривается государством с точки зрения той потенциальной опасности, которая от него исходит.

Все современные общества Европы являются результатом многовековой политики культурного диктата. Отрицая право государства на такую политику, мы сами отрицаем свои основы - и самих себя как общества. Теперь важнейшей проблемой стало сохранение культурного наследия, традиций, исторической памяти и идентичности европейских народов. Такую повестку дня диктуют новые исторические реалии.

Понятие «мультикультурализм» стало в последнее время применимо и в России, особенно в контексте современной национальной идеологии РФ — россиянства. В этой связи отметим, что в России до сих пор не сложилось иммигрантское общество, на которое изначально была ориентирована мультикультуралистская идеология Запада, однако тенденции, приближающие её к этому состоянию, всё больше нарастают.

Для современной России, в отличие от СССР, во многом стабилизировавшей этнокультурные общества через систему национальных автономий, стала по-настоящему актуальной проблема мигрантов. Отличие российской проблемы от схожей западной проблемы состоит в том, что в значительной своей части в России это миграция внутренняя. И пусть активные миграции, скажем, северокавказского населения в исторически русские районы страны являются перемещением граждан одного и того же государства, однако эти процессы кардинально меняют ситуацию в межэтнических отношениях.

Большой поток переселенцев из «ближнего зарубежья», активно осваивающий сегодня российские просторы, мало отличается от предыдущей группы, разве что эти лица не имеют российского гражданства. Однако в недалёком будущем картина может заметно измениться в сторону эскалации социальной напряженности. Такие прогнозы не редкость в современном научном дискурсе. «Если сегодня переселенцы из ближнего зарубежья - это люди, связанные с россиянами одним общим советским прошлым, то вскоре это будут уже новые поколения, выросшие в постсоветское время - с несравнимо большим культурным отрывом. И напряжённость межэтнических отношений в России наверняка возрастёт многократно. Всё это действительно создаёт ситуацию, подобную той, которую можно видеть в странах, проводящих мультикультуральную политику»(12).

В свете вышеизложенного отметим, что в российской этнической политике не исключается вариант эволюционирования в сторону мультикультуральной системы. Провальный опыт этой политики на Западе заимствованию, может быть, и не помешает. При этом нам уже известны результаты: позитивная дискриминация удобна и потому только укрепляет этническую и диаспоральную замкнутость, способствуя сегрегации по этноконфессиональному принципу. Насколько успешной окажется российский вариант социокультурной политики в решении сложнейших проблем национальной идентичности, проверит, как всегда, практика.

---

1 Малахов B.C. Национализм как политическая идеология. М., 2005. С. 250-251.

2 Чертина 3. С. Плавильный котёл? Парадигмы этнического развития США. М., 2000. С. 38, 65.

3 Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. С. 35.

4 Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М., 2005. С. 251.

5 См., напр.: Тишков В. Гражданская идентичность и этнокультурное развитие // Этнополитическая ситуация в России и сопредельных государствах в 2008 году/Под ред. В. А. Тишкова и В. В. Семенова. М., 2009. С. 56-57.

6 Аванесова Е. Г. Мультикультурализм и проблема стабильности полиэтничного государства. Интернет-ресурс. Режим доступа: www.gramota.net/materials/ .1/2012/4—1/1 html

7 Аванесова Е. Г. Мультикультурализм и проблема стабильности полиэтничного государства. Интернет-ресурс. Режим доступа: www.gramota.net/materials/ 3/2012/4-1/1 html

8 Аванесова Е. Г. Там же.

9 Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М., 2005. С. 251.

10 Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. С. 35.

11 Гобозов И. А. Государство и национальная идентичность. Глобализация или интернационализация. Глобализация или интернационализация? М., 2012. С. 197-198.

12 Гобозов И. А. Государство и национальная идентичность. Глобализация или интернационализация. Глобализация или интернационализация? М., 2012. С. 198.

---