Внимательное прочтение «Справки об обстановке в Республике Дагестан и мерах по ее стабилизации», подготовленной аппаратом Д.Козака, оставляет явно двойственное впечатление. С одной стороны, безошибочно обозначенные болевые точки (коррумпированная власть, кланово-родовой беспредел и т.п.), но с другой - выразительная фигура умолчания по поводу анамнеза поразившей регион раковой опухоли. Старательно выдерживается локальный контекст, под лупой рассматривается незакон-ное использование бюджетных денег (вплоть до упоминания московского почтового адреса бывшего премьера, дочь и сын которого умудрились превратиться в собствен-ников крупных хозяйственных объектов), фиксируется торжество ущербной клановой идеологии.

Депрессивный регион, оазис тотального неблагополучия, пороховая бочка, тяжкий крест России - эти трафаретные словосочетания, как только речь заходит о Дагестане и Северном Кавказе, жестко задают логику комментариев и оценок, подчас неоправданной демонизации (исконная ущербность, врожденная склонность к конфликтам и т.п.), оставляя в тени другую сторону медали и тем самым упрощая общую картину.

За регионом прочно закрепился статус куда-то ускользающего субъекта. Взгляд сквозь призму локальной специфики, подчеркнуто горизонтальный срез – от Каспия до Черного моря - во всем этом есть что-то от улицы с односторонним движением.

Пора менять оптику ради адекватного понимания ситуации и говорить сущностно, возвращая Северный Кавказ в поле российской политической проблематики, когда уместно говорить не только о "зоне проведения контртеррористической операции", но и о зеркале, в котором с наибольшей наглядностью отражены общероссийские болячки. Иначе говоря, о наиболее ярком проявлении системного кризиса, поразившего страну. Не стоит упускать из виду успешно выстроенную вертикаль, по которой не только передвигаются властные указания, но и перетекают в республики пресловутые кредиты и субвенции, цинично растаскиваемые не только на местах. Никого уже не удивишь подобным «откровением»: «все прекрасно понимают, что значительная часть субвенций расходится не только по карманам местной элиты. Те, кто распределяет трансферты, часто имеют с этими элитами тесные взаимоотношения. Попытки Козака сломать эту схему породят не просто фронду местных лидеров. Полпред получит серьезных и опасных противников, которые опираются в том числе и на поддержку в Москве» («Независимая газета» от 6.10.05).

Северный Кавказ, зажатый в рамки провозглашенной борьбы с терроризмом и исламским экстремизмом, стал по большому счету жертвой очередной политической доктрины. Все официальные и многие экспертные оценки дружно укладываются в русло заданной парадигмы. Но проблемы региона не сводятся к борьбе с «международным терроризмом». Не буду их в сотый раз перечислять (квазисоциальная политика, произвол местных плутократов и др.). Скажу о том, что, как правило, не входит в традиционный, набивший оскомину перечень кавказских бед - о судьбах демократических институтов в России. Если так укрупнять масштаб рассмотрения проблем региона, если оценивать их не только изнутри, инфантильно выпрашивая у федерального центра какую-то иную небездарную национальную политику, но и извне, с высоты общероссийских задач и перспектив (в конце концов мы единая страна или так и будем писать: «Россия и Северный Кавказ»?), то открывается иной угол зрения: происходящее в регионе в равной степени и источник негативных процессов, затрагивающих всю Россию, и следствие несостоявшихся демократических ожиданий. И, если хотите, тест на подлинность - или мнимость? - становления гражданского общества.

Ведь не только с кремлевского холма можно с нескрываемым раздражением поглядывать на окончательно запутавшийся кавказский узел. Представим непредставимое: а что если с вершин Эльбруса, Казбека и Шалбуздага взглянуть на федеральный центр, задавая сакраментальный вопрос с горской прямотой и с несомненной (или святой?) политической наивностью: «Как там у вас с обещанной демократией? А с гражданским обществом? И какая роль уготована нашему многострадательному краю в грядущих политических сценариях? Неужели ждать повторения приснопамятного 1999 года, когда басаевское нападение на Дагестан оказалось частью крупного политического проекта?»

Прокручивается одна и та же пластинка: плохая местная бюрократия подводит хороший центр. Но назовем вещи своими именами: нынешняя коррумпированная местная власть – плоть от плоти несостоявшейся российской демократии. Бывшая советская номенклатура, перекрашенная в этнические цвета, просто не в состоянии сверху инициировать строительство гражданских институтов как основы политической и экономической устойчивости. Её безбедное существование и вульгарное, если иметь ввиду принципы выдвижения на хлебные должности, самовоспроизводство не только превратились в источник нарастающей угрозы для униженных людей и самого будущего региона, закономерно охваченного протестными выступлениями.

Кавказская политическая прагматика оказалась функционально значимой лак-мусовой бумажкой и для общероссийского политического пространства, предательски выдавая пружины действующего властного механизма, дефицит ответственного и стратегического мышления, подменяемого патриотической фразеологией – в том числе о судьбах Северного Кавказа как части РФ. Сегодня Северный Кавказ вопреки державным расчетам и прогнозам превратился в индикатора нарастающего процесса дискредитации власти как таковой. Утрата доверия к ней, неуправляемость, невоспри-имчивость местных властей к реальным нуждам людей порождает политический и общественный негативизм не только на Северном Кавказе.

Сегодня много и охотно говорят о северокавказской кланово-родовой системе как исключительно специфическом явлении. Стоит напомнить, что приоритет родственных связей на Кавказе исторически складывался как форма самозащиты и взаимовыручки. Осознанная солидарность людей, принадлежащих к одному этнокорню, функционально способствовала физическому выживанию и сохранению рода, что никак не посягало на интересы других родов. И только в советский и особенной постсоветский периоды клановость существенно трансформируется, выпадая из освященного традицией «гнезда». Доминирует принцип этнодоверия и «аморальной семействен-ности» (из книги Э.Банфилда «Моральные основы отсталого общества»). Возникают признаки самодостаточности и эгоизма организованного преступного сообщества, финансово-политической корпоративности, превращающие родовой клан в инструмент изменения политического статуса, удержания власти любой ценой – вплоть до уничтожения политических противников. Многочисленные нераскрытые убийства в Дагестане - красноречивое тому доказательство.

Мотив же тотальной коррупционности, справедливо соотносимый с кланово-родовой темой в её кавказском измерении, нуждается в то же время в необходимом уточнении, то есть в том укрупнении масштаба, о котором сказано выше. Ни для кого не секрет, что гангрена коррупции поразила всю страну и, следовательно, Северный Кавказ. Никто, увы, не стал исключением. Удачно найденное словечко «откат» не нуждается в переводе: любой неграмотный, далекий от политических и экономиче-ских хитросплетений горец знает, что стоит за ним.

Если для разрешения конфликта нет в резерве иного способа, кроме практики силового давления, то это недвусмысленный сигнал о реальном положении российской демократии. Игры вокруг «чеченизации конфликта» и управляемого чеченского «парламентаризма», тягостная недоговоренность по Беслану, могильной плитой придавившая материнские поиски истины, убаюкивающие сказки про оазис спокойствия и многонациональную гармонию ( до рокового 13 октября 2005 года так принято было аттестовать Кабардино-Балкарию, только внешне, как оказалось, застывшую под железной коковской рукой), неспособность власть предержащих остановить сползание Дагестана в хаос - политика в регионе в последние годы приобрела черты очевидной симулятивности. Эта имитация реальной политики зашла так далеко, что на горизонте замаячил призрак третьей, куда более масштабной кавказской войны. Эксплуатация темы «международного терроризма » так и не принесла желаемых политических дивидентов. Репрессивная активность в Чечне, тактика зачисток и исчезновения людей, вкупе с коррупционной активностью северокавказской номенклатуры не могли не вызвать противодействие, радикализацию общественных настроений, объективно спровоцировать расширение театра боевых действий. Вместо запрограммированного в 1999 году локального конфликта в Чечне мы получили кавказский фронт сопротивления. Во многих махачкалинских и сейчас в нальчикском событиях кроваво зая-вили о себе «лица нечеченской национальности». Тревожный и многозначительный симптом: нечеченцы «вынесли свой вердикт попыткам Путина восстановить порядок на Кавказе» (из статьи «Кавказское домино» в The Economist от 14.10.05)

Поучительно вспомнить, как в одном из своих рапортов Александру 1 в феврале 1819 года генерал Ермолов недвусмысленно предостерегал от недооценки моральных и политических последствий кавказской войны: «Внутреннее беспокойство гораздо для нас опаснее! Горские народы примером независимости своей в самых подданных Вашего Императорского Величества порождают дух мятежный и любовь к независимости».

Наша обреченность на повторение неусвоенных уроков дает знать о себе с пугающей регулярностью. Кремль в упор не видит несомненной связи между вновь ставшим «погибельным» Кавказом и моральной атмосферой в России. Озверение во-ронежских недоумков, убивающих по цвету кожи и форме носа, подспудно, но верно подпитывали и чеченская бойня, и побоища в Назрани, Беслане, Махачкале. Теперь и Нальчик пополнил этот зловещий список. Кто следующий? Локальные конфликты оборачиваются общероссийской деморализацией, саморазрушением страны. Запущенная в политический оборот новая идеологема «мочить в сортире» поработала на славу: черно-белая оппозиция «мы – они», победно наращивает свое влияние на умы и сердца наших современников, стимулируя эскалацию ожесточения в российском обществе.

В смысловом осадке остается горькая истина: не Северный Кавказ уходит, а Россия шаг за шагом теряет его. Трудно отделаться от ощущения, что власть, не скрывая растерянности, устало дистанцируется от региона, от Чечни под флагом чеченизации (сами, мол, разбирайтесь). И от Дагестана, о чем мне невольно подума-лось во время августовского пребывания в республике В.Путина. Поразила программная расстановка основных акцентов визита. Сам характер встреч, выбор маршрутов, многочисленные детали призваны были подчеркнуть главное: Верховный главнокомандующий прибыл с инспекционной целью на южные рубежи России. Не в Дагестан, измотанный войной кланов, терактами и безработицей, а на военные объекты, никак с ним не связанные. Четко обозначенное отсутствие интереса к внутреннему положению российского форпоста на юге воспринималось как устранение от формирования новой общественно-политической ситуации.

Сейчас в Дагестане нет более популярной темы, чем вопрос о предстоящей смене власти. Газеты предлагают читателям фамилии на выбор, в ходу рейтинги по-пулярности, которым неоднократно обманутый избиратель не верит, резонно связывая их с амбициями и финансовыми возможностями того или иного заказчика. Дагестан-ский язык вертится вокруг беспокоящего зуба, но что можно назвать больным нервом? Стандартную операцию по замене фамилии «Магомедов» на какую-то другую, санкционированную Кремлем? Разумеется, нет, если говорить серьезно. Смена фасада ничего не изменит по существу. Но готов ли Кремль к большему, преодолевая нарастающее отчуждение от власти? А именно – к демонтажу сложившейся системы «ценностей», обслуживающей национальную бюрократию, которая успешно приватизировала республику и наладила бартерный обмен с Москвой: мы вам стабильность, вы нам кредиты.

Вот ключевой вопрос, а не смена фамилии по высочайшей рекомендации.

Похоже, однако, на то, что ради «стабильности любой ценой» ограничатся косметическими мерами. Жизнь давно подсказывает, что нет более проверенного и надежного способа загнать ситуацию окончательно в тупик (авось рассосется сама по себе), ухудшая и без того тяжелое положение. Но ни одного слова о наболевшем и взрывоопасном во время пребывания президента в республике дагестанцы так и не услышали… Неужели потому, что «будущее российского Кавказа выглядит безнадежно», как выразился автор недавно опубликованной в немецкой «Der Tagesspiegel» статьи «Фиаско Путина»?

Когда-то Герцен со страниц «Колокола» задал вопрос по существу: «Против кого мы в течение шестидесяти лет вели войну на Кавказе? Разве не против России, которую мы разрушали?»

Разве не против современной России, грозя ей саморазрушением, оборачивается и нынешняя война? После Нальчика преследует назойливая мысль: неужели эта самоубийственная политика приведет-таки к тому, что в спасительном «плане Маршалла», резонно упомянутом В.Новодворской в беседе с О.Шляхтиной, будет нуждаться не только Северный Кавказ? Может, пора раз и навсегда развести в стороны подлинные интересы России и неумирающий «трубный глас» имперского величия, чеканно сформулированный Тютчевым: «Да купим сей ценой кровавой России целость и покой». Современный мир напрочь исключает подобную сделку: у целости и покоя сегодня - как, впрочем, и в Х1Х веке - другая цена. Должна быть другой - не кровавой.

Вывод напрашивается сам собой: Северный Кавказ спасет подлинная, а не мнимая, демократизация России. Именно в этом качестве Россия станет по-настоящему притяга-тельной и привлекательной. Заветную черту под исторической драмой российского Кавказа подведет только реальный успех демократических преобразований в России. Незамедлительно и позитивно он отзовется на Северном Кавказе. И никакая «местная специфика», никакой охранительный традиционализм не остановят этот долгожданный процесс, как бы не убеждали в обратном некоторые «знатоки» Кавказа.

Регион истосковался по возвращению созидательного смысла, по раскрепощению своего культурно-творческого потенциала, которое позволит реализовать главное - право на развитие, перейти от тактики выживания к стратегии достойной жизни. Он войдет в Современность, вовсе не считая европеизацию оппонентом ислама. Напротив, корреляция далеких, казалось бы, смыслов обнаружит их органичную взаимодополнительность и откроет новый горизонт понимания своего места в мире, новые возможности самоидентификации.

В метафизическом, если так можно сказать, пространстве Северного Кавказа действуют две силы - партия Памяти и партия Надежды. Первая болезненно реагирует на рецидивы имперского мышления, на авторитарный стиль, аппелируя к эпохе длительного горского сопротивления царизму, к имени имама Шамиля и к новейшим событиям в Чечне. Для второй важен не столько ретроспективный взгляд, сколько озабоченность перспективой, ставка на проективные мышление. И отложенное в долгий ящик по вине исторических катаклизмов, но реальное существующее желание, как писал сто лет тому назад в «Санкт-Петербургских ведомостях» (№ 236, 1905 год) в ста-тье «Что нужно Кавказу» ингушский мыслитель и просветитель В.-Г. Джабагиев, «свободно принять участие в общей культурной работе человечества». Через два года на страницах той же газеты в статье «Инородцы и Россия» он проникновенно скажет о «верных сынах отечества без различия веры и крови» - о тех, кто способен «сплотить Россию в однородный моральный организм» (выделено мною – К.С.)
Северный Кавказ кровно заинтересован в демократическом векторе развития России, в демократической поддержке партии Надежды, в победившей идеологии и философии однородного морального организма. Только состоявшаяся демократия способна стать эффективным оппонентом сепаратистких настроений, политизированного этноцентризма, блокирующего демократические импульсы на уровне этно-корпаративных интересов.

Регион нуждается в новом рациональном дискурсе, где свое место займут обеспечение гражданских прав и свобод личности независимо от её национальной и религиозной принадлежности, уважение к различиям, гуманизация системы управления, гарантии личностной и общественной защищенности, гражданский контроль и независимая гражданская экспертиза. Наконец, гражданское равноправие и жизнеспособный федерализм, а не рецидивы унитарности и реставрация авторитарного стиля управления.

Сегодня же ему оставили другое право - на перманентный кризис, на одичание, на необратимое превращение в далекую и убогую периферию современной цивилизации, в инкубатор агрессивно настроенной молодежи, которая с автоматом в руках на какое-то время забывает о тяжком гнете безработицы и бедности…

Казбек Султанов
доктор наук, профессор Института мировой литературы РАН, действительный член РАЕН, заслуженный деятель науки республики Дагестан