Среди многих серьёзных проблем, с которыми сталкивается любое федеративное государство, всегда остается острым вопрос конфессионального сосуществования различных этносов. Россия — полиэтничное государство с самого своего основания, поэтому национальный, а так же религиозный вопрос всегда находился в сфере основных государственных интересов. Сейчас немаловажная роль в общественной и политической жизни народов Северного Кавказа принадлежит религии, а именно, одной из самых больших в мире конфессий — мусульманству. Важной страницей в исламизации региона явились события начала XIX века, проходившие под эгидой идеологии мюридизма, явившемся апофеозом утверждения ислама в Дагестане и Чечне, подразумевавшим внедрение ислама во все стороны жизни горцев, в основе которого лежало суфийское само- постижение. Данной проблеме посвящено немало исследований как зарубежных, так и отечественных историков. Однако в большинстве из них не уделяется внимание специальному рассмотрению системы мюридизма, а единичные работы, посвященные этой теме, описывают интересующее нас явление с точки зрения явного политического заказа, не раскрывая глубокую социальную, внешнеполитическую и теологическую суть мюридизма. Вместе с тем, повышенный интерес, который испытывает общество как к проблеме взаимоотношений России и Кавказа, так и к специфике религиозных воззрений кавказских горцев, говорит о явной актуальности данного вопроса.

Дореволюционная дворянско-буржуазная историография видела в мюридизме, подчас лишь жестокий мусульманский фанатизм кавказских народов. Причины и цели горского движения укладывались в лозунги джихада — священной войны против неверных — «гяуров». Представители мусульманских кругов и местной буржуазно-националистической историографии пишут лишь о национально-освободительном движении горцев Кавказа, проходившем в виде газавата неверным. То же самое мы находим и на страницах доступных нам зарубежных исследований.

Интересный материал содержится в «Актах, собранных Кавказской археографической комиссией» (АКАК) [1]. Это издание охватывает период от 1799 до 1862 г. Большой интерес представляют приложения к двенадцатому тому, в которых содержатся отчеты А.И.Барятинского по управлению Кавказом и ценнейший источник — дневник А.И.Руновского. Характеристики А.И.Барятинского содержат интересную информацию о внутренней политике Имамата. Аполлон Руновский состоял в качестве правительственного пристава при Шамиле, во время калужской ссылки последнего и был обязан собственноручно вести секретный дневник, который следовало ежемесячно представлять в Петербург дежурному генералу Главного штаба. Именно у Руновского находим утверждение Шамиля, что зародыш священной войны, бесспорно, лежит в основании мусульманской религии [1, 415] . Имам представляет мюридизм, как глубокое многозначное явление, уходящее своими корнями к традиционным восточным исламским центрам. Этому мнению мы, бесспорно, можем доверять, так как Шамиль являлся уважаемым во всем мире мусульманским ученым, постигшим все ступени духовного образования и имевшего одну из самых богатых библиотек.

Очень ценными источниками, хоть и малочисленными, являются работы различных деятелей мюридизма и имамата, местных мусульманских ученых мулл. Сочинение «Адабуль Марзия» Джемалэддина Казикумухского [2], объявленного в имамате тарикатским шейхом Дагестана и Чечни, содержит установки и правила поведения для мюридов, постигающих тарикат накшбандийского толка в Дагестане и Чечне. Но этого нельзя добиться самостоятельно, без руководителя и наставника. В сочинении Джемалэддина провозглашается культ шейха, нужный для того, чтобы сделать мюридов покорными воле своего учителя.

В «Хронике Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля» находим: «Затем Аллах всевышний оказал им милость и послал к ним истинного ученого, точно познавшего тарикат, храбреца Гази Мухаммеда» [3,34]. Автор был одно время секретарем Шамиля. Основная часть работы «Блеск дагестанских шашек в некоторых шамилевских битвах была написана в 1851-1856 гг., но Мухаммед Тахир постоянно пополнял ее и дальше, а после его смерти дело продолжил сын. Однако царская цензура сочла произведение крамольным, поэтому полное и качественное издание книги произошло лишь в 1941 г. Один из первых опубликованных источников, принадлежащий перу дагестанских историков — «Сказание очевидца о Шамиле» Гаджи Али [4]. Гаджи Али пользовался большим доверием Шамиля, который поручал следить ему за своими приближенными и высшим духовенством. В своем произведении он остался верен своему имаму — описывая в праведном гневе неблаговидные поступки обогащавшейся верхушки имамата (в том числе детей Шамиля) автор подчеркивает его святость: «Дела приняли дурное направление, потому что поступки рабов были соединены с несправедливостью, и все старания Шамиля поправить дела были тщетны. Он оставался один, без помощников, и часто повторял слова одного арабского поэта: «Я вижу тысячу человек, строящих здание, которое может разрушить один; что же может построить один человек, когда сзади него тысячи разрушителей» [4, 35]. Гаджи-Али дает характеристику мюридам: «Быть мюридом значит истинно верить в бога и поклоняться ему; одинаково стараться делать людям добро, не ослушиваться имама; не лгать перед ним; не изменять ему ни в чем; не брать взяток с народа; не воровать, но если что нужно, то попросить; главное же исполнять без замедления все приказания имама, как бы они трудны не были» [4, 78]. Конец имамата автор описывает такими словами: «Гнев божий снизошел на Шамиля и Бог попустил его врагам завладеть казною его, драгоценностями и имением» [4, 71].

В XIX — начале XX в. о Кавказе писали больше этнографы и военные. Некоторые авторы, пользуясь исключительно русскими документами и воспоминаниями очевидцев и путешественников, объясняли это якобы тем, что у кавказских народов нет ни исторических источников, ни письменности. Первым из чеченцев, писавших об истории своего народа на русском языке, был видный просветитель Умалат Лаудаев. В опубликованном им в 1872 г. историко-этнографическом очерке «Чеченское племя» [5] впервые очень неохотно, открывается внутритейповая обстановка, показываются родовые взаимоотношения. Лаудаев приходит к выводу, что ислам коренным образом изменил стиль поведения и образ жизни чеченцев, а духовенство фанатизировало их действия, занимаясь подстрекательством к войне и грабежам: «До принятия ислама чеченцы были миролюбивее своих соседей. Тогда как кабардинцы и другие племена, занимаясь для своего пропитания одними грабежами, и понятия не имели о хлебопашестве, чеченцы деятельно занимались им... По принятии магометанства все изменилось у чеченцев. Коран вселяет в них непримиримую вражду к иноверцам; соплеменные галгаи, оставшиеся в язычестве, как и некоторые осетины, делаются их религиозными врагами. До того дружественные, русские и чеченцы начинают неприязненные друг против друга действия. Духовенство еще более возбуждает фанатизм народа; оно ночные набеги и воровство называет войною за веру, а падшим в этих подвигах людям обещает рай, называя их газаватами, т.е. пострадавшими за веру. Впрочем, это делалось более из личной корысти духовенства» [5,168-169]. Возможно, оригинальность взглядов автора явилась причиной того, что имя этого просветителя известно на Кавказе менее чем того заслуживает.

В дореволюционной российской официальной историографии основную причину долголетней Кавказской войны видели в исламе, учении мюридизма, а так же как следствие вмешательства исламистов Турции и Ирана, хотя это влияние отнюдь не является главной причиной войны. Так, штабс-капитан Генерального штаба К.И. Прушановский в 1841 г. состоял при командире Отдельного кавказского корпуса именно в качестве исследователя истории края. Ему удалось собрать богатый материал о первых моментах проповеди Магомета Ярагского в 1825-27 гг. Нужно отметить, что большинство авторов в своих рассказах о зарождении мюридизма в Кюринском ханстве обычно используют записки К.И.Прушановского [7].

Мирза Мухаммед Али (Александр Касимович) Казем-Бек, видный русский востоковед азербайджанского происхождения, член-корреспондент Петербургской Академии Наук и знаток ислама, первый декан факультета Восточных языков Петербургского университета, известный российский публицист лично встречался с Шамилем. М.Казем-Бек смелее выдвинул идею о том, что движущей силой мюридизма на Кавказе была не только религия, но и политическая обстановка в России и на Кавказе. Он один из первых убедительно доказал политический характер кавказского мюридизма. Хотя само учение, считает Казем-Бек, было распространено еще в X-XII вв. Говоря о Шамиле, Казем-Бек с уважением замечает: «Одаренный глубоким и честолюбивым умом, Шамиль лучше всех должен был чувствовать переход из мюридизма обыкновенного в мюридизм политический» [8,49].

У Н.А.Добролюбова был свой взгляд на все составляющие Кавказской войны, в том числе и на мюридизм: «Не строгое учение мюридизма было причиною восстания горцев против русских. Коренною причиною была ненависть к русскому господству» [ 9, 156].

К сожалению, несмотря на неугасаемую актуальность религиозного фактора на Северном Кавказе, исследователи данной проблемы не имеют достаточно полного доступа к источникам по этому важному вопросу, и многие документы, как сокрушался еще Н.И.Покровский «все еще остаются погребенными в архивах» [6, 27]. Хотелось бы также отметить, что последние трагические события на Северном Кавказе, явились поводом для появления на научной и публицистической арене спекулятивных выступлений лжеисториков и журналистов, преследующих свои меркантильные интересы, чьи опусы на животрепещущую тему перманентной Кавказской войны ничего кроме вреда не приносят. Видимо не в силах, тех исследователей, которые стремятся познать и помочь приблизиться желающим к неразгаданным и интересующим общество проблемам, остановить этот поток дешевого низкосортного товара. Порой поражает абсолютное непрофессиональное манипулирование фактами и участниками событий. Полное дилетантство, например, выказывают авторы, ссылающиеся на некоего собирательного Покровского, который у них фигурирует то с инициалами М.Н., то Н.И., а ведь это два совершенно разных историка, представляющих различные школы. Однако ученые разных конфессий и национальностей продолжают работать над этой интереснейшей проблемой, обнаруживая новые исторические источники и сталкиваясь с порой неожиданными, но столь важными фактами, которые преподносит нам мюридизм уже в современной своей ипостаси.


Литература

1. Дневник полк. Руновского, состоявшего приставом при Шамиле во время пребывания его в гор. Калуге с 1859 по 1862 год. // АКАК. Тифлис, 1873. Т.5.

2. Джемалэддин Казикумухский. Адабуль Марзия // Сб. свед. о кавказских горцах. Тифлис, 1869. Вып. II.

3. Тахир аль-Карахи М. Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах: Пер. с араб. Махачкала: Библиотека фонда Шамиля, 1990.

4. Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле // ССОКГ. 1873. Вып.7.

5. Лаудаев У. Чеченское племя. Примечания к статье «Чеченское племя» // Поэма об Алгузе. М., 1993. С.144-190.

6. Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля / Под ред. В.Г.Гаджиева, Н.Н.Покровского. М.: РОССПЭН, 2000.

7. Прушановский К.И. Выписка из путевого журнала... // КС. 1902. Т.23. С. 1-73.


8. Казем-Бек М. Мюридизм и Шамиль // Избранные произведения. Баку, 1985. С.22-65.

9. Добролюбов Н.А. Поли. собр. соч. М., 1937. Т.4.