Новая работа Ж. Дюмезиля посвящена проблемам нартовского эпоса, однако ее значение выходит далеко за рамки нартоведения, т. к. в ней рассматриваются разные стороны культурной жизни Скифии и античного мира.
Лишь одно перечисление глав дает возможность представить большой круг вопросов, которые рассматриваются в данном исследовании: «По следам Ареса скифского», «Солнечный герой»; «Согревательница и осветительница»; «Упавшие с неба предметы (орудия) и социальная организация скифов», «Чудесная чаша»; «Смерть и смертные»; «Разное».
В «Предисловии» автор возвращается к проблеме скифов. Ж. Дюмезиль возражает сторонникам лишения скифов их этнической самостоятельности и следует Геродоту, согласно которому скифы были группой родственных племен, говоривших на одном языке. Ж. Дюмезиль особо останавливается на одном этнониме — сауроматы (савроматы) сарматы. Он убежден, что данный этноним состоит из сау «черный» и рома (эквивалентно санскр. рома «шуба», «шерсть»; ср. также перс, рума «poils du pubis». Указанному этнониму соответствует в греческом меланхлены «те, которые носят черные шерстяные шубы». Автор не сомневается, что ольвийское Саударата «те, которые носят черную (одежду)» вполне отвечает этнониму сауромата (савроматы) сарматы.
Ж. Дюмезиль считает чудом то, что осетинский язык — этот единственный прямой потомок скифо-сарматского (аланского) сохранился, не исчез в течение стольких веков, наполненных бурными событиями. Эту мысль он высказывал неоднократно и раньше.

Новое издание осетинского нартовского эпоса уже привлекло внимание специалистов. Хотя на титульном листе говорится, что оно «переработанное и дополненное», его значение выходит далеко за пределы этих понятий. Оно не просто дополнено, а значительно расширено; в него вошли многие сказания, которые до сих пор не были известны широкому кругу читателей.
Ценность рецензируемого издания Нартиады увеличивается тем, что к нему предпослана обширная статья профессора В. И. Абаева «Нартовский эпос осетин». Очень ценно и то, что в конце книги даны словарь и комментарии, составленные известным этнографом доктором исторических наук Б. А. Калоевым.

Осетинскому языку, можно сказать, повезло. Им занимался ряд крупнейших ученых-иранистов, в трудах которых осетиноведение почти с самого начала своего зарождения оказалось на уровне последних достижений иранистики. Все дальнейшие этапы своего развития осетинское языкознание проходило довольно быстрыми темпами, не сходя с магистрального пути историко-сравнительного языкознания, благодаря чему ныне оно является вполне окрепшим, зрелым и занимает одно из почетнейших мест не только в иранистике, но и во всей индоевропеистике.
С момента появления в научной литературе первых сведений об осетинах и их языке (конец XVII в.) исследователи не прекращают своих занятий осетинами. Таким образом, перед нами на протяжении вот уже около двух с половиной веков простирается история становления и развития осетиноведения, которая, как и всякая другая история, подлежит и поддается периодизации. Ее можно разбить на четыре основных периода, этапа, каждый из которых обладает своими специфическими особенностями.

Как востоковед, Г. В. Бэйли пользуется славой ученого с мировым именем. Об этом свидетельствует такой факт. Когда на 25 Международном конгрессе востоковедов в Москве (1960 г.) был произведен опрос ученых-иранистов о степени популярности известных современных востоковедов, то первое место занял английский ученый, К сожалению, его тогда не было на конгрессе, но участники этого импровизированного опроса составили небольшое поздравительное письмо на его имя, под которым -расписались все иранисты — участники конгресса, в том числе покойный профессор Б. А. Алборов и пишущий эти строки.

Изучение индивидуальных особенностей поэтического стиля писателя на сегодняшний день является весьма актуальной и интересной тематикой.
Каждый поэт в зависимости от своей национальной принадлежности может совмещать в своих произведениях одновременно какие-то художественные элементы своего национального языка. Так, например, при использовании изобразительно-выразительных приемов автор черпает разнообразные характерологические языковые средства из своего родного языка, что также служит определенной ступенью при создании индивидуальных стилистических особенностей поэтического языка.

В устном поэтическом творчестве всех народов особое место занимают легенды и предания, являющиеся одним из наиболее интересных и значительных жанров несказочной прозы. Легенды и предания существуют с незапамятных времен. Им присущи своя специфика бытования, организация поэтической структуры, свои функции, в них отражается история народа, который создавал эти произведения. Легенды и предания являются сокровищницей социально-экономического, политического, идейно-эстетического и этического опыта народа. Дошедшие до нас фольклорные произведения неоспоримо связаны с жизнью народа, творившего их, отражают народную мудрость, главные его заповеди, меткие нравоучения, надежды и мечты. Легенды и предания являются одним из жанров несказочной прозы, убедительно показывающих ступени социального развития народа. Это составная часть духовной культуры народа, содержащая данные о его этногенезе.
Несказочная проза калмыков представлена мифами, легендами, преданиями, которые во всех монгольских языках обозначены как «домог», который упомянут еще в «Сокровенном сказании монголов» (120 «domog» 201 «domogci» — сказитель легенд). Слово «domog» является производным от «dom», которое обозначает «магия, магическое средство, знахарство, колдовство». Оно в сочетании «эм дом» являлось за крепкой в магических ритуальных текстах. Обозначение этим термином прозаических жанров фольклора свидетельствует о том, что некогда воспроизведение текстов устного народного творчества имело влияние на слушателей, носило лечебный характер.

Уникальные в своем роде нравственно-назидательные тексты древнерусских философов и богословов были весьма популярны на Руси. Появлялось множество подражательных произведений. Однако целесообразно в данной статье обратиться лишь к тем, авторство которых не вызывает сомнения у исследователей-медиевистов.

Чем глубже знание о предмете, тем шире вероятность вариаций интерпретаций истины о его сущности, тем менее категоричность абсолютизма в заключениях. Абсолютная уверенность в истинности своих умозаключений, выводов есть больше интеллектуальная ограниченность, чем признак глубокого знания. Философия истины многогранна и только человек, который способен увидеть или предполагать, что у медали существуют, как минимум, две стороны может назвать себя исследователем. Ну а если он знает, что медаль, кроме обозначенных, имеет еще и структурную, семиотическую, символическую, эстетическую и др. стороны, то он может назваться аналитиком.

Мифы о космических катаклизмах очень распространены. Из них самые распространенные — это мифы о потопе, известные повсюду [1,62-81]. «Всемирный потоп представляет единственную обнимающую Землю катастрофу, о которой рассказывает Библия и которая случилась уже во времена существования человека... Миф основан на действительном происшествии, на катастрофе в виде наводнений, которые происходили в разное время и в разной форме постигали большинство народов на Земле», — писал В.А. Обручев. Основная наша задача — проследить, как возникли рассказы о потопе в фольклоре табасаранцев.

Многочисленные лексические единицы иранских языков, приведенные ведущими лингвистами начала прошлого столетия, в значительной степени потеряли свою значимость сегодня и вышли из бытового обихода носителей татского языка, распространенного на территории Кавказа. Следует отметить, что выбранная нами тема является актуальной как с научной, так и с практической точки зрения для изучения современного состояния языков иранской группы. С проникновением новых бытовых предметов происходит обновление лексического фонда языка, то есть с освоением новых явлений сужается круг употребления традиционно-бытовых предметов и пополняется число неологизмов и заимствованного пласта лексики. Номинативные единицы предметно-бытовой сферы по своему составу и происхождению неоднородны. В качестве составных компонентов наблюдаются как заимствованные единицы, так и исконные. Во многих составных номинативных единицах употребление заимствованного компонента является ситуативным случаем, тогда как в других случаях используется его исконный синоним.