Статья посвящена рассмотрению общественно-политической ситуации на Ставрополье, сложившейся в ходе Февральской буржуазно-демократической и Октябрьской социалистической революций. Анализ событий, связанных с революционным прошлым нашей страны, представляется актуальным в связи с столетним юбилеем Октябрьской революции 1917 года. Показано формирование новых органов власти, в частности комитетов общественной безопасности, земских управ. Рассмотрен партийный состав возникших профсоюзов и советов депутатов. Выявлены причины, способствовавшие дальнейшему углублению кризиса, приведшего к установлению советской власти. Охарактеризованы особенности победы советской власти на Ставрополье. Дан анализ деятельности партии большевиков в Ставропольской губернии после октябрьских событий в столице. На примере Ставрополья показана специфика большевистских организаций в российской провинции. Основываясь на материалах регионального архива и местной прессы, автор анализирует процессы, связанные с организацией и проведением в Ставропольской губернии выборов в Учредительное собрание и роль в них политических партий. Подводятся итоги избирательной кампании на Ставрополье и в стране в целом. Отдельное внимание уделяется работе Общегубернского Народного собрания, на котором было принято постановление об организации в губернии советской власти. Особо отмечено значение центра в революционных событиях на окраине страны.

В статье рассмотрено формирование фабрично-заводской промышленности. Отмечено, что включение Дагестана в состав России приводило к появлению товаров фабрично-заводской промышленности и вытеснению некоторых изделий местного ремесленного производства. К концу XIX в. в Дагестане возникли новые отрасли промышленности: винокуренная, рыбная, текстильная, горная, консервная. Значительная роль в создании промышленных предприятий принадлежала русскому и иностранному капиталу. Дальнейшее развитие фабрично-заводская промышленность получила в начале XX в. Почти все предприятия были небольшими и технически слабо оснащенными. Однако имелись и предприятия, оборудованные по всем техническим требованиям времени. Быстрое развитие промышленности, транспортных связей в Дагестанской области с 1890‑х гг. по 1917 г. привело к значительному росту численности рабочего класса. Он формировался двумя способами: за счет притока рабочей силы из экономически развитых районов страны, а также путем вовлечения в ряды рабочих представителей местных национальностей. Был еще один источник — это отходники из Северного Ирана (преимущественно иранские азербайджанцы). Русские работали в основном в промышленном производстве. В большинстве они являлись квалифицированными рабочими. Процент квалифицированных рабочих среди местных национальностей был невелик, он составлял примерно 15‑20 % от общего числа постоянных рабочих. Значительная часть из них была занята на предприятиях фруктово-консервной, кожевенной и оружейной промышленности, где традиционно преимущественно работали коренные дагестанцы. Кроме постоянных в Дагестане ежегодно трудились еще десятки тысяч временных рабочих — дагестанские, русские и иранские крестьяне, выполнявшие сезонные работы.

Статья знакомит читателей с результатами сравнительного изучения двух рукописей фольклорной традиции Вологодской области. Два учебных пособия были созданы народными музыкантами-ровесниками, независимо друг от друга, примерно в одно время, исключительно для себя. Для освоения популярного музыкального инструмента каждый из них придумал свою систему записи звучания в аспекте звуковысотной организации, композиции и ритмики. Первый самоучитель был создан жителем Белозерского района Владимиром Чугунниковым. Автором второй рукописи является житель Усть-Кубинского района Сергей Молодов. В результате проведенного исследования были выявления и систематизированы данные о предпосылках возникновения рукописных сводов, их функциях, особенностях структуры и содержания, в том числе репертуар, а также подробно описаны общие принципы инструментального этнонотирования. Сравнительное изучение двух рукописей выявило следующие тенденции: опора на цифровую табулатуру в различных вариантах ее реализации; отражение локальных особенностей в композиции и ритмике; важное значение ремарок как элементов системы этнонотирования. Статья основана на экспедиционных записях, выполненных сотрудниками Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова в 2003‑06 годах, на территории Белозерского и Усть-Кубинского районов Вологодской области при участии автора настоящей публикации. Иллюстративные материалы хранятся в фонде Фольклорно-этнографического центра им. А. М. Мехнецова СПбГК.

Вниманию читателя предлагается републикация статьи академика Императорской Академии наук И.‑А. Гильденштедта (1745-1781) «Географические и исторические известия о новой пограничной линии Российской империи, проведенной между реками Тереком и Азовским морем», опубликованной впервые в 1779 году в малотиражном научном издании Академии наук «Месяцеслов исторический и географический» и переизданной в 1790 году в издании той же Академии наук Собрание сочинений, выбранных из «Месяцесловов» на разные годы, сегодня практически недоступном исследователям. Академик И.‑А. Гильденштедт, обследовавший в 1770‑1773 гг. в составе экспедиции Императорской Академии наук Северный Кавказ и Грузию, на всем протяжении экспедиции вел путевые записи, но не успел опубликовать результаты своих кавказоведческих исследований — они были подготовлены к изданию и опубликованы его коллегами — академиками П.‑С. Палласом и Г.‑Ю. Клапротом. При жизни ученого увидела свет только статья, предлагаемая вниманию читателя. Она представляет особый интерес, поскольку, как справедливо подчеркивал такой авторитетный исследователь истории российского академического кавказоведения, как М. А. Полиевктов, Гильденштедт «…открывает собою новый отдел в истории русского научного Кавказоведения XVIII века, объектом которого делается весь Кавказ от Черного моря до Каспийского» (3, 123). Для современного читателя в статье И.‑А. Гильденштедта, конечно же, представляет интерес не история строительства «Новой пограничной линии Российской империи, проведенной между рекою Тереком и Азовским морем», не характеристика «новозаложенных пограничных мест» — крепостей Екатерининской, Павловской, Марьинской, Георгиевской, Александровской и Ставропольской, а приводимые Гильденштедтом «о пограничных народах некоторые между ими собранные известия» — об адыгах, абхазах, карачаевцах и балкарцах, ногайцах. Эти сведения — при всех их особенностях, неточности и даже некоторой фантастичности и сегодня представляют несомненный интерес как одно из ранних свидетельств европейца, находящегося на русской службе и впервые посетившего такой неведомый для него регион, как Кавказ.

В Чечне и Ингушетии хорошо известно письмо чеченского писателя и общественного деятеля прошлого века Халида Дудаевича Ошаева к его осетинскому коллеге Хаджи-Мурату Магометовичу Мугуеву. Оно довольно широко воспроизводится некоторыми веб-ресурсами и цитируется профессиональными литературоведами и историками. Указанное письмо, как видно из его композиции и содержания, явилось ответом на письмо Х.‑М. Мугуева, о котором прежде читатели могли судить только по тем цитатам (хоть обильным), которые приводит, в полемических целях, сам Х. Д. Ошаев. Здесь мы впервые публикуем полный текст предшествующего письма Хаджи-Мурата Мугуева, а также первое письмо Халида Ошаева, по поводу которого он сам сожалел, что не «оставил копию», «чтобы показать Мугуеву», где он «искажал» «его мысли» (документы обнаружены нами в фондах Музея осетинской литературы (МОЛ) им. К. Л. Хетагурова). Теперь мы, очевидно, располагаем полной перепиской Халида Ошаева и Хаджи-Мурата Мугуева, представляющей интерес и с научной стороны, и со стороны ее этико-психологического содержания, отразившего важные коллизии общественного сознания середины XX века. Писатели в довольно открытой и бескомпромиссной форме спорят о личности генерала А. П. Ермолова (непосредственным поводом для дискуссии послужил образ генерала в историческом романе Хаджи-Мурата Мугуева «Буйный Терек») и его роли в судьбах народов Северного Кавказа, и, в этой связи, о характере национальной политики в Российской империи и в Советском Союзе и национальных (горских народов) драмах XX века.

Если еще совсем недавно гуманитарии были озабочены всего лишь негативными издержками глобализации — демонтажем иерархий и систем традиционных этнических культур (в особенности малых народов), то сегодня перед миром встает небывалая доселе угроза прямо экзистенциального содержания — деморализации и дегуманизации человечества и воцарения постгуманистического гуманоида: понятие сколько оксюморонное, столько же реальное. Здесь предлагается рассуждение о метафизическом и эсхатологическом содержании и смысле литературного процесса (включая литературную критику и академическое литературоведение) и роли филолога и писателя в современной идейной борьбе.

Статья посвящена проблемам изучения исламского компонента этнической религии осетин. Ее синкретичность, неоднократно отмеченная в разное время целым рядом авторов, предполагает наличие исламских элементов, которые обнаруживаются в различных сферах народной культуры: в быту, языковой и обрядовой практике, в письменности и устном народном фольклоре. Тем не менее, несмотря на известное оживление религиоведческих исследований и рост их актуальности в последний период, проблема исламских влияний практически полностью выпала из поля зрения ученых. Обоснованию причин упомянутого парадокса, заключающегося в почти полном отсутствии исследовательского интереса к проблеме в условиях стремительно набирающей популярность этнорелигиозной тематики, отведена первая часть настоящей статьи. Далее определяется и анализируется историческая специфика исламского влияния на развитие этноса в целом, в особенности на религиозно-обрядовую практику. Отдельно подчеркивается роль ислама как консерватора этнической традиции, выявляются и исследуются исламско-осетинские параллели в контексте трансформации мифологического мировоззрения этноса в религиозное. Помимо прочего, в статье определяются аспекты мусульманского влияния на религиозно-­языковую культуру осетин и его следы как в нартовском эпосе, так и в устных легендах, не вошедших в Нартиаду. Задачи исследователя в области религии усложнены необходимостью постоянной саморефлексии с целью если не достижения, то хотя бы стремления к максимально возможной беспристрастности в оценках «своей» и, в особенности, «чужой» религии. В статье, таким образом, поднимается проблема ответственности историков перед будущими поколениями ученых, которым в дальнейшем предстоит разработка этих вопросов.

В июле текущего года в Брюсселе пройдет саммит НАТО. Грузии могут предложить войти в состав альянса без Абхазии и Южной Осетии. Об этом говорится в докладе директора Центра внешней политики во влиятельной организации Heritage Foundation Люка Кофи.
В докладе говорится, что многие члены НАТО опасаются "автоматической войны" с Россией в случае принятия Грузии в состав оборонного союза. Дело в том, что статья 5 устава организации говорит, что в случае военной угрозы одной из стран-членов, все остальные члены обязаны прийти ей на помощь. Грузия и страны, входящие в НАТО, считают Абхазию и Южную Осетию оккупированными Россией грузинскими территориями. В свою очередь Россия официально признала независимость этих территорий после грузино-российской войны 2008 года. Вступление Грузии в военный союз могло бы означать состояние войны между Россией и НАТО.

В статье рассматривается проблема жанрового своеобразия карачаево-балкарских народных сказок, сбором и публикацией которых занималось не одно поколение исследователей, начиная с конца XIX в. В работе кратко прослеживается история фиксации, популяризации и изучения данной разновидности фольклорной прозы, отмечается, что в этом деле важную роль сыграли представители передовой русской интеллигенции Е. З. Баранов, Н. П. Тульчинский и др. Велика заслуга и венгерского ориенталиста и филолога Вильгельма Преле, который впервые записал и издал карачаево-балкарские народные сказки на родном языке. Тем не менее, подлинно научное осмысление сказочного эпоса данного этноса началось лишь со второй половины XX в., когда экспедиционная деятельность сотрудников КБНИИ и КЧНИИ позволила создать архивные фонды, а позднее появились труды А. И. Караевой, А. З. Холаева и Ф. А. Урусбиевой, заложившие основы карачаево-балкарского сказковедения. Также в исследовании, исходя из эмпирического материала, осуществляется внутрижанровая классификация сказок. Наряду c традиционно выделяемыми сказками о животных, волшебными и бытовыми, в качестве самостоятельных жанровых разновидностей рассматриваются и сказки мифологические, волшебно-героические и героические. Отмечается, что большую часть текстов составляют бытовые и волшебные сказки. Должное внимание уделяется и национальному терминологическому обозначению народной сказки. При изучении композиционных особенностей рассматриваемого материала основной акцент делается на присказку, которая в карачаево-балкарской сказочной традиции, в отличие от устной словесной культуры других народов Северного Кавказа, весьма развита и носит стихотворный характер. Кроме того, в исследовании проводится сравнительный анализ ряда мотивов карачаево-балкарской народной сказки и произведений индо-иранских, тюркских, кавказских, славянских и других народов.

Начиная с 20‑х гг. ХХ в. в России велась большая работа по сбору, публикации и изучению фольклора ее народов. В данной статье речь идет о фольклорной экспедиции в Балкарию (1924 г.) известного украинского фольклориста — музыковеда, собирателя народных песен, дирижера хоровых капелл Михаила Петровича Гайдая. Во время этой экспедиции им было записано около 100 нотных записей балкарских песен и наигрышей. Собранные им в этой экспедиции материалы легли в основу двух его статей: «О балкарской народной песне» и «Путешествие в Балкарию». Рукописи этих статей и нотные записи М. П. Гайдая («О балкарской народной песне») хранятся в архиве Института искусствоведения, фольклористики и этнологии им. М. Ф. Рыльского Национальной Академии Наук Украины. Рукопись Гайдая «Балкарские народные мелодии» составляют 108 нотных записей песен и наигрышей. Из них 96 — балкарские; 10 — кабардинские; 2 — киргизские мелодии, записанные им в Ставрополье. Непреходящая ценность и значимость нотных записей песен, сделанных Гайдаем, в том, что он дает к ним подтекстовки на языке оригинала. Гайдай от природы обладал не только абсолютным слухом и тонким чувством гармонии и ритма, но и хорошо рисовал. Об этом свидетельствуют и рисунки, сделанные им к его этнографической статье «Путешествие в Балкарию», которые, несомненно, увеличивают научно-этнографическую ценность его записей.