Важной особенностью мемуаров является повествование о событиях, в которых автор принимал непосредственное участие. Предлагаемая работа посвящена исследованию воспоминаний кавказского эмигранта Мусса-Бия Джанхотовича Туганова, прожившего сложную жизнь, полную трагедий и лишений. Родившись в семье осетинского аристократа, офицера русской императорской армии, Мусса-Бий провел детство в родной Осетии, несколько лет в качестве хъана (воспитанника) находился в семье аталыков (воспитателей), затем, получив начальное домашнее образование, окончил мужскую классическую гимназию во Владикавказе. Как и его отец, начал свою служебную карьеру в российской армии. Участвовал в Первой мировой войне и гражданской войне в России в составе деникинской Добровольческой армии. Не успев эмигрировать, был арестован органами советской власти, чудом избежав расстрела, отправлен в трудовой лагерь под Псковом. Сумев сбежать из лагеря, через Латвию попал в Германию, позже перебрался в Швецию, где умер в 1950 г. и похоронен в пригороде Стокгольма. Мемуары М. Дж. Туганова охватывают всю жизнь автора, в них отражены различные ее периоды. Имеет место некоторая субъективность, которая объясняется преломлением описываемых автором событий через призму его восприятия. Ценность предлагаемых читателю воспоминаний Туганова заключается в детальном описании осетинских национальных традиций и обычаев, сопровождаемом произведениями народного фольклора. Автор повествует о трагических событиях в России и на Кавказе начала ХХ в. Данное произведение, переведенное на русский язык и впервые вводимое в научный оборот, является ценным историческим источником для исследователей дореволюционной Осетии и России.

В последние годы усилился интерес к изучению паремий с позиций лингвокультурологии. В силу своего интереса к пространству культуры и воплощенной в языке национальной ментальности, лингвокультурология способствует взаимопониманию и взаимоуважению в процессе межкультурного общения. Изучение языковой картины мира вообще и паремиологической картины мира в частности раздвигает границы лингвистики. Благодаря когнитивным методам исследования, язык предстает не только как система лексических, грамматических и фонологических единиц, не только как система правил коммуникативного поведения в определённом этнокультурном и социальном контексте, но и как система вербализованных знаний о мире. Настоящее исследование проводилось в рамках двух основных направлений лингвокультурологии – паремиологическом и сопоставительном. Рассматриваются и сопоставляются паремиологические единицы, представляющие концепт умственные способности как одна из основных составляющих менталитета русского, осетинского и чеченского народов для выявления лакун и эквивалентов в трёх языках. Наличие данного концепта наблюдается во всех языках, а национальная специфика проявляется в выборе образа, эталона или стереотипа, присущего определенной культуре. Русский, осетинский и чеченский концепты умственные способности имеют как значительные типологические сходства, так и различия, проявляющиеся в национальных особенностях трёх народов, зависящих от истории каждого этноса, его географического местоположения, социальных и культурных отличий. Пословицы не зря называют «автобиографией этноса», «зеркалом культуры»: в них заложен мощный лингвокультурологический потенциал. Раскрытие семантических особенностей, национально-культурной окрашенности пословиц и поговорок, обозначающих умственные способности трeх языков, позволяет наглядно увидеть общее и национально-специфичное на уровне установок культуры, стереотипов, образов и символов трёх культур. А это, в свою очередь, помогает понять определенные специфические черты русской, осетинской и чеченской ментальности, что способствует совершенствованию процесса межкультурной коммуникации.

Иранские языки входят в группу индоевропейских языков. Они являются близкородственными индоарийским языкам. Предки индоарийских и иранских народов в глубокой древности жили в тесном общении, занимали одну общую территорию и говорили на близкородственных арийских диалектах. Обособление иранских диалектов от индийских произошло не позднее начала II тысячелетия до н.э. На иранских языках говорили многочисленные древние племена и народности, сыгравшие важную роль в мировой истории. Все иранские языки ведут свое происхождение к одному языку, который явился материальной основой их исторической общности. По своему статусу современные иранские языки значительно отличаются друг от друга. Наиболее значимыми иранскими языками, имеющими широкое применение в официальной сфере, являются персидский, дари, таджикский, афганский (пушту), курдский, осетинский и белуджский. Современный персидский язык распространен в основном в Иране. Из современных иранских языков к нему ближе всего таджикский и дари, которые имеют общее происхождение. Персидский язык является наиболее крупным, развитым и распространенным иранским языком, который охватывает все жизненно важные сферы. Одним из крупнейших по численности иранских народов являются афганцы (пуштуны). В Афганистане официальными языками признаны афганский (пушту) и дари (фарси-кабули). Дари занимал и занимает более сильные позиции. Другим крупным ираноязычным народом являются белуджи. Белуджский язык распадается на две основные группы. Другой иранский народ — курды — испокон веков населяет территорию Западной Азии. Численность курдов в мире составляет около 40 млн. человек. Курдский язык представлен в многочисленных диалектных разновидностях. Выделяются две группы диалектов — северная и южная. Курдский язык имеет многовековую литературную традицию, но его официальный статус невысок. Осетинский язык — остаток северо-восточной скифо-сарматской ветви иранских языков. Он на протяжении почти двух тысяч лет развивался вне каких‑либо прямых контактов с иранскими языками. Официальный статус осетинского языка сравнительно высок, однако, численность говорящих на нем уменьшается.

В условиях постсоветского политического перехода обнаружился резкий рост влияния историко-политических факторов регионального развития на Северном Кавказе. В Кабардино-Балкарии они проявили себя как во внутриреспубликанских, так и в «центр-периферийных» отношениях. Первый аспект проблемы связан преимущественно с последствиями депортации балкарского населения в 1944 г. и последующими проблемами его реабилитации. Второй аспект наиболее ярко проявился в дискуссиях о последствиях Кавказской войны и «черкесском вопросе». В статье осуществлен сопоставительный анализ этих двух историко-политических факторов, формы и степень влияния которых на общественную ситуацию современной Кабардино-Балкарии весьма различаются. «Полная реабилитация» балкарского народа подразумевала не только символический, но и непосредственный материальный результат — закрепление за балкарским населением значительной части территориальных и властных ресурсов республики. Мыслимые результаты решения черкесского вопроса носили более отдаленный и абстрактный характер и не предполагали непосредственных изменений в лучшую сторону для кабардинского населения КБР. Требование «полной реабилитации» балкарского народа находило опору в российских и республиканских политико-правовых актах и принимало форму выполнения уже принятых решений, тогда как черкесский вопрос имел форму притязаний адыгских национальных организаций, не располагавших полномочиями и ресурсами для его решения. Реабилитация подразумевала изменения только внутренней этнополитической структуры Кабардино-Балкарской Республики, тогда как разрешение «черкесского вопроса» требовало действий на национальном и международном уровне и т.д. Но как историко-политические феномены они характеризуются сущностным единством, будучи направлены на «преодоление последствий» определенных событий прошлого путем создания особых условий для отдельных этнических групп населения сегодня.

Теоретическое осмысление интертекстуальности в свете вопросов условного отражения действительности и специфики символических обобщений на материале национальной прозы видятся перспективным направлением современной литературоведческой науки. Цель статьи – комплексное рассмотрение форм внутритекстовых связей в структуре эпического повествования. Одной из основополагающих дефиниций, анализируемых в работе, является аллюзия, ее функционал в художественном пространстве национального романа и характер употребления в творчестве ведущего балкарского прозаика Алима Теппеева. В качестве широко употребительных вариантов интертекста представлены цитация и реминисценция. Согласно принятой классификации, в работе отмечаются соответствующие образцы фольклорной, мифологической, литературной, религиозной и исторической разновидностей аллюзивных вкраплений, подчеркивается степень освоенности и узнаваемости прецедентных цитат. Все они, так или иначе, находят плодотворное применение в эпических произведениях указанного автора. Основное направление данного исследования дополняется определением «метатекстового» потенциала аллюзии, указанием содержательных приоритетов анализируемых произведений. При обосновании использования автором разнородных фольклорно-мифологических включений отмечается их способность к «генерированию новых смыслов» (Р. Барт). Исследование материала современной национальной прозы с точки зрения применимости аллюзивного фона подводит нас к выводу о том, что цитируемые фрагменты в произведениях крупной жанровой формы приобретают системный характер, переходя в разряд прецедентных текстов. Представленные примеры демонстрируют эффективность стилистического приема аллюзии в расширении возможностей художественной условности. Специально структурируемое пространство романов-мифов А. Теппеева является результатом синтеза творческого вымысла и реалистического повествования, обусловленного стремлением автора к более глубокому осмыслению исторической проблематики.

В статье рассматривается проблема русификации народов Северного Кавказа в процессе их интеграции в российское государственное пространство во второй половине XIX – начале XX вв. В центре внимания оказывается интеграционная политика Российской империи, направленная на формирование единой социально-культурной, экономической, политической общероссийской идентичности и утверждение российской государственности в северокавказском регионе. На основе изучения ряда работ разных авторов предпринимается краткий анализ содержания понятия «русификация», определяются основные факторы, векторы и показатели эффективности русификаторской деятельности властей. Определено, что важнейшим механизмом на пути русификации северокавказских горцев стала колонизация, которую Российская империя расценивала как наиболее эффективный способ утверждения своего присутствия в крае. Процесс заселения северокавказской территории казачеством и переселенцами из внутренних губерний России выступил не только условием, но и важным фактором русификации региона. Регулируя наполнение Северного Кавказа «русским элементом», государство строило большие ожидания относительно русифицирующего влияния поселенцев, способных оказать культурное и идеологическое воздействие на местное население. Предполагалось, что, вступая во взаимодействие с русскими мигрантами, народы Северного Кавказа смогут увидеть для себя определенную практическую ценность такого взаимодействия и проявят интерес к «русской культуре» и «русской модели» общественного устройства с единым государственным центром. Установлено, что мощный русифицирующий потенциал содержали русский язык, образовательные и культурные учреждения, формирующие благоприятную для аккультурации северокавказского населения своеобразную культурно-историческую среду. Проведенное исследование позволило заключить, что интеграционная политика Российской империи, основанная на идее русификации, способствовала мощному цивилизационному импульсу в развитии экономической, социально-политической и культурной сферах жизнедеятельности северокавказских народов и ускорила их успешное интегрирование в полиэтничный российский социум.

В качестве предмета изучения в данной статье избраны формы ритуальных мероприятий у ряда народов Кавказа, связанные с приемом пищи: жертвоприношением, «кормлением» умершего, поминальной тризной, благотворительной раздачей угощения. Для достижения цели исследования следует ответить на ряд вопросов. Что считать ритуальным жертвоприношением? Какие виды жертвенной пищи известны в традиционной культуре кавказских народов? В какие сроки после смерти и в какой форме проводится поминальная тризна? Каково место взаимопомощи в поминании умерших? Каковы традиционные черты современных поминок? В исследовании использованы методы структурной антропологии, гендерный и этнометодологический подходы. В основу статьи положен доклад, прочитанный на конференции по актуальным проблемам истории, теории и методологии социальной работы, дополненный многолетними полевыми наблюдениями авторов, собранными в различных областях Северного Кавказа и республике Абхазия. Работа представляет собой новую попытку систематизации и обобщения северокавказского материала для выявления общей культурной базы народов региона. В результате проведенного анализа определена исключительная роль жертвенной пищи в поминальных мероприятиях у народов Северного Кавказа. Получили подтверждение общекультурные положения о характере жертвоприношения. Кровавая жертва осуществлялась исключительно мужчинами, «женское жертвоприношение» готовилось исключительно из продуктов растительного происхождения. Для всего региона характерны сходные сроки и формы проведения традиционных поминок, имеющие небольшие этнотерриториальные различия. Отличительные черты кавказских поминок – их многолюдность, пищевое изобилие и благотворительный характер. Современные поминальные благотворительные мероприятия принимают новые формы в виде общественно-полезных деяний или осуществления разовой помощи государственным учреждениям социальной опеки.

Одним из направлений политики «русификации» на Северном Кавказе являлась колонизация здешних территорий, социальный смысл которой имел несколько важных измерений. Меняя социально-демографический фон региона, новопоселенцы из центральной России несли с собой и мощный культуртрегерский потенциал, оказавший заметное влияние на его социально-экономическое развитие. С другой стороны, особое внимание правительства к русским переселенцам усугубляло всегда острый для местного населения «земельный вопрос», превратившийся со временем в фактор повышенной конфликтогенности.

В статье рассматриваются сложные обстоятельства возвращения России к активной политике в Черкесии по окончании Крымской войны 1853‑1856 гг. Автор подробно анализирует деятельность Сефер-бея, направленную на противодействие процессам утверждения российских позиций в послевоенной Черкесии, а также на сохранение протурецких настроений среди ее населения. Отмечено, что с этого времени начинается новый этап русско-черкесского противостояния.

В статье рассматривается проблема юридического равноправия мужчин и женщин в социальной жизни современной Северной Осетии, которая в общественных науках традиционно интерпретировалась как «женская проблема». На основе анализа статистических данных делается вывод о неравноправном положении женщин Осетии, отмечаемом практически во всех сферах общественной жизни республики с 80-х гг. XX в.
В предлагаемой статье анализируются процессы, влияющие на изменения социального статуса женщин Осетии на рубеже ХХ-ХХI веков. Актуальность их изучения определяется прежде всего не только и не столько слабой изученностью, но и настоятельной необходимостью исследования истории жизни женщин-осетинок в новое (пореформенное) время. Следует также учитывать, что Северная Осетия, расположенная на Центральном Кавказе и отличающаяся небольшими размерами территории и малой численностью населения, является полиэтничной и поликонфессиональной, что, безусловно, оказывает свое влияние на исследуемые процессы.